но сейчас не об этом. Важно то, что Мехмеду II удалось добиться того, чего многие другие так и не смогли сделать. Стамбул — такое имя позже получит Константинополь — стал самым ценным его владением, новой столицей. Городу предстояло вернуть себе былую славу и великолепие. Османам не нужно было бояться Господа: искра жизни в их сердцах привела их к победе во имя Аллаха. Аллаху было не на что обижаться.

Сложно переоценить влияние, которое вторжение османов в Константинополь оказало на ход истории. Начнем с того, что в Турции по сей день живы многие мифы, связанные с падением города. Без страха, что бился в сердцах подданных Мехмеда II, заставляя искать милости Аллаха, возможно, и сама Турция бы не появилась. Взятие Константинополя не было тактическим ходом. Оно было продиктовано эмоциональным порывом Мехмеда и его людей, желанием завершить начатое их предками во имя Бога. Благодаря эмоциональному сообществу оно стало возможным.

Падение Константинополя имело последствия, которых Мехмед даже не в состоянии был предвидеть. Оно позволило Османской империи контролировать Шелковый путь, и, конечно, Мехмед не отказался от возможности взимать непосильные налоги с купцов, проезжавших по нему. Более двух тысячелетий люди путешествовали по этому маршруту из Китая в Европу и обратно. Он был важной частью европейской экономики. Внезапно торговцы больше не могли позволить себе такие путешествия. Последствия случившегося навсегда перекроили политическую карту, изменив Европу и весь мир.

Можно утверждать, что Европа, какой мы ее знаем, возникла в результате исчезновения торговли по Шелковому пути. Некогда размытые рамки христианства стали более четкими, а границы Европы — очевидными. Новым европейцам пришлось учиться обходить острые углы и идти на немыслимые риски, чтобы попасть на Восток. То, к чему это привело, как и эмоции, высвободившиеся в результате, во многом определило раннее Новое время.

Глава 6. Омерзительная охота на ведьм

На минутку вообразите себя женщиной преклонных лет, живущей в Европе XVII века. Вы одиноки. Детей у вас нет, а муж умер какое-то время назад. Единственный способ выжить — положиться на сердобольность жителей деревни и время от времени готовить для них лекарства. Вам повезло, потому что местные считают вас знахаркой — немного чудаковатой, но в целом безобидной белой колдуньей. Однако в один прекрасный день в середине 1610-х у соседа, имевшего неосторожность вам нагрубить, околевает корова. В мгновение ока из ворожеи вы превращаетесь в ведьму[178].

Долгие месяцы, а то и годы люди регулярно обзывают вас ведьмой и всячески отравляют вам жизнь. Наконец вы срываетесь. Вы начинаете кричать, вопить, сквернословить и осыпать местных жителей проклятиями. Ваша ярость перерастает в мстительность. В гневе вы готовы пойти на все, чтобы отомстить им, даже отвернуться от Бога. В этот момент откуда ни возьмись появляется пес и обращается к вам. Вы немного напуганы: в конце концов, это говорящая собака! Страх лишь усиливается, когда пес сообщает вам, что он сам дьявол. Демонический зверь просит вас успокоиться и заверяет, что любит вас «слишком сильно, чтобы обидеть или напугать». Вам одиноко, горько и больно, но вот говорящая собака предлагает вам любовь. Оказывается, после стольких лет очень даже приятно вспомнить, каково это — быть любимой. Тут дьявол в обличье пса готов даровать вам силу, которая позволит отомстить всем, кто причинил вам зло, а взамен просит всего лишь ваши тело и душу. Бессмертная душа может показаться непомерной платой за мелкую кровавую месть, поэтому дьявол повышает ставки. В случае отказа от сделки он грозит «разорвать [ваше] тело на тысячу частей». Что бы вы сделали на месте бедной женщины?

В пьесе, впервые поставленной около 1620 года и якобы основанной на «известной подлинной истории», именно с такой дилеммой столкнулась Элизабет Сойер. По сюжету, «матушка» Сойер, неимоверно уставшая от ужасного обращения местных, не раздумывая соглашается на условия дьявола и навлекает на соседей безумие, убийства и самоубийства, прежде чем ее успевают схватить и повесить[179]. Какой бы неправдоподобной ни показалась вам эта история, она не так уж необычна на фоне других историй о том, как становятся ведьмами.

Гонения на ведьм XVI–XVII веков — один из самых ужасных примеров насилия над женщинами за всю историю человечества. По некоторым оценкам, число убитых в период с 1560 по 1630 год составляет около 50 тысяч, хотя это по-прежнему остается предметом споров[180]. Кто-то полагает, что погибло меньше женщин, кто-то — что больше. Кто-то утверждает, что речь идет о миллионах, хотя подобное маловероятно.

Один из крупнейших ведовских процессов проходил в Трире, древнеримском городе, расположенном на территории современной Германии, в течение долгих двенадцати лет — с 1581 по 1593 год. Около тысячи обвиненных в ведовстве были убиты после того, как особенно злобный католический архиепископ Иоганн фон Шёненберг решил очистить город от протестантов, евреев и ведьм. Он повсеместно нагнетал страх с помощью светских прокуроров, желавших нажиться на массовых страданиях: процессы обходились недешево, а Церковь была богата. Людей, обвиненных в колдовстве, вытаскивали из домов, пытали и сжигали заживо. Часто во время разбирательства всплывали новые обвинения, и все это перерастало в массовую истерию.

Вероятно, сейчас вы задаетесь вопросом, который уже несколько десятилетий терзает историков: как такое могло случиться? Что должно было произойти, чтобы тысячи людей — в основном женщин — казнили за преступления, каких они почти наверняка не совершали? Ответ — по крайней мере, значительная его часть — кроется в эмоциях.

Из множества чувств, которые люди испытывали по отношению к ведьмам в ту эпоху, особенно большое значение имели два — и о них, во всяком случае об их разновидностях, мы с вами уже говорили. Эти два чувства — ключ к объяснению того, почему было убито так много людей. Одно из них — страх, а другое — особый вид отвращения, омерзение.

Понимание омерзения и страха европейцами во времена охоты на ведьм уходит корнями в гораздо более древний эмоциональный режим, сочетавший христианское учение с греческой философией. И я говорю не о трудах святого Августина, а о наследии человека, превратившего идеи Августина в интеллектуальную силу, доминировавшую в христианстве на протяжении последующих четырехсот лет, — о наследии Фомы Аквинского.

Первая книга об эмоциях

XII век описывают по-разному: в литературе можно встретить упоминания как возрождения, так и глубокого кризиса. Очевидно одно — для Европы он