– Вы придете послезавтра? – улыбалась ей Галчонок.

– Да, – кивнула она.

– Мы вас будем ждать! – точно так же, как днем, с заученнойинтонацией, сказала Галчонок, протягивая очередной кошелек следующей выходящей,той самой женщине с мальчиком, которую девчонки вербовали на Олиных глазах.

– Нет, девушка, что ж вы мне даете! – услышала Олярассерженный голос вредной мамаши и обернулась.

Забыв о зевающем похныкивающем сыночке, женщина придирчивовсматривалась в подарок, тыча в застежку:

– Здесь вот, видите, кнопка отходит. Замените мне,пожалуйста!

«Все равно приду», – упрямо подумала Оля. Душа ее пела.Псалмы, медленно, но верно переходящие в старые добрые советские песни…

Куделя был в бешенстве. Первым, естественно, пострадал ни вчем не повинный телефон, который он вырвал из розетки и с размаху шмякнул омраморный кухонный пол. Аппарат разлетелся на сотни мельчайших осколков. Этослучилось, когда Куделе сообщили о том, что люди Фатоса расстреляли его людейна складе. Теперь Куделя не сомневался, что именно через Фатоса и шел левыйтовар, который он скупал по дешевке у каких-то московских лохов.

Тогда же Куделя приказал приволочь к нему русских продавцов.Но они оказались недоступны, ибо в тот же день по странной случайностиразбились в лепешку в автокатастрофе. И в этом тоже явно прослеживался следФатоса. Тот славился умением зачищать все концы.

Но беды на этом не закончились. На следующий день вАмстердаме голландская полиция сцапала Хохла, на которого их наверняка кто-тонавел. Хохол был слишком осторожен и хитер, чтобы так просто угодить вэлементарную ловушку. Крысе, который принес дурную весть из Амстердама, Куделячуть не оторвал ухо, еле оттащили.

– По-любому замочу этого ублюдка! – орал Куделя, брызгаяслюной. – И никакой Кирпич мне не указ! Кровью умоется…

Побушевав и залпом выпив стакан водки, Куделя вдругуспокоился. Это за ним водилось – в одно мгновение из состояния бешенствапереходил в состояние «штиль». Это означало лишь одно: Куделя принялокончательное решение. С этого момента исчезал дерганый неврастеник и появлялсяхолодный и беспощадный робот-убийца. Машина, настроенная на одну, главнуюпрограмму.

– Кирпич, к телефону. – Крыса осторожно сунул голову вкухню, где Куделя мрачно и спокойно глушил водяру. Все знали, что без ущербадля себя Куделя может высосать литр-полтора. Только зрачки его становились всеменьше, а белки глаз наливались кровью.

– Да, – рявкнул он в трубку.

– Здравствуй, Глеб, – послышался заботливый голос Кирпича. –Говорят, у тебя неприятности?

– Говорят. Но теперь они не только у меня.

– Остынь, Глеб. Перетереть надо. Встретимся через час впарке около ратуши. Там, где Опера, знаешь?

– Угу, – мрачно отозвался Куделя и опрокинул в себяочередные сто пятьдесят.

– Жду тебя на второй аллейке слева от Оперы.

– Буду.

– Ты уж там не очень пей-то. Серьезный разговор.

– Договорились, – и Куделя сопроводил добрый совет очереднойпорцией жидкого хлеба.

Кирпич лишь чуть приподнялся на скамейке и кивкомпоприветствовал Куделю, за которым маячили два мордоворота. Чуть в отдалениипросматривались еще двое.

– Ты что, Глеб, боишься меня, что ли? Столько охраныподогнал?

– Извини, Кирпич, меня, как зверя, обложили, – Куделянервным движением обозначил круг. – Ты что, не видишь? Везде красные флажки.

– Это белая горячка, Глеб. Ну да ладно. Что делать-тособираешься? Фатоса мочить?

– Угу, – кивнул Куделя.

– А ты уверен, что это он? Что это не подстава?

– Ну как, Кирпич, сам смотри – все на этой албанскойобезьяне сходится. Мы получили надежную наколку: московские лохи гонят дешевыйтовар. Мои люди пришли схватить их за задницу.

– Глеб, но ведь там, на складе, никого не было?

– Там-то не было. Зато товар на месте оказался. И людиФатоса посыпались. И моих пацанов положили. Зачем, скажи, они туда пришли? Ядумаю – товар забрать. Так что я им большой счет выставлю.

– Подожди, подожди. А источник твой не был тухлым?

– Чистый канал. Проверенный. Ни разу не лажанул.

– Ну, дай-то бог… – задумчиво проговорил Кирпич, доставаяпачку «Беломорканала» и закуривая папиросу.

Куделя покосился, повел носом, но ничего не сказал. Хотятерпеть не мог кислого запаха советского табака.

– В общем, Глеб, у тебя, конечно, своя голова на плечах, но,если ты накатишь Фатоса по полной, то ответ мы получим не только от «албанцев».Встанут «итальянцы», «испанцы», и даже «немцы». Они ведь только и ждут повода,чтобы перегрызть нам глотки. И чтобы ты ни говорил, я не уверен, что вся этаХерня не была подставой.

Куделя замотал головой и хотел возразить, но Куделя властнымжестом остановил его:

– И учти еще одно. Если ты подставишь всех нас, то братватебе этого не простит. Ты меня понял?

– Я тебя понял, – жестяным голосом ответил Куделя,поднимаясь со скамейки.

«Ничего-то ты не понял, мудила», – провожая его взглядом,подумал Кирпич, постукивая очередной папиросой о ладонь.

– Огурец, отвали, – Инга отпихнула таксу ногой.

Знала бы, что будет так мешать, оставила бы дома. ХотяОгурец и дома вел себя не слишком хорошо. Вчера оставила его на полдня иполучила кучу посреди гостиной. Вредный пес! С другой стороны, жалко Огурчика,ему бы бабу, а она его таблетками успокаивающими потчует.

Огурец обиженно тявкнул и залег, наконец, в углу. Сам себя вугол поставил. Всем своим видом такс демонстрировал обиду, кося глазом нахозяйку – видит она или нет, что он обиделся? Навеки. До вечерней прогулки.

Инга ловкими движениями перекладывала на столе бумаги Пчелы.Каждую, не рассматривая, она снимала на миниатюрную камеру. Отсеивать сор былонекогда – мистер Бии мог вернуться с минуты на минуту. На самом деле она длятого и взяла с собой вредного таксеныша – чтобы вовремя предупредил о возвращениивозлюбленного. Огурец отчего-то на него прямо стойку охотничью делал. Не позубам выбрал дичь.