– Говорил он с акцентом, да я не разобрал с каким. Тихо так говорил, злобно. Будто змеей шипел.

– Что ж ему от тебя было нужно?

– Спрашивал, что Никанор мне отдал. – Петр прикрыл глаза и замолчал.

– А он тебе что-то отдал? – не выдержала Нина.

– Деньги он мне отдал за вино и трапезу. Да сосуд малый со святой землей привез. Я с ним давно знаком, мы с его отцом приятельствовали.

– А где ж тот сосуд?

– В таверне осколки, небось, валяются еще. Сосуд этот у меня там и стоял. А этот, с замотанным лицом, услышал, что Никанор мне сосуд отдал, да и разбил его. Не нашел в нем, видать, того, что искал, и ударил меня. Спросил, что еще Никанор мне отдал. Я ответил, что ничего, а он снова ударил. – У старика задрожала щека, слеза скатилась на подушку. – Хотел я остановить его, да силы уже не те. Он меня второй раз так по голове хватил, что у меня все поплыло перед глазами. И не помню ничего дальше.

– Не нашел, говоришь, ничего? А Никанор тебе что-то говорил, когда сосуд с землей оставил?

– Говорил. – Петр закрыл глаза, замолчал.

– Петр, скажи, что он говорил-то? Петр! – Нина повысила голос, сжала его пальцы в отчаянии.

– Сказал, что на сердце у него радостно от того, что старых друзей здесь встречает, – язык у Петра стал заплетаться, через мгновение он уже спал. Видать, опиум подействовал.

Озадаченная, Нина поторопилась в аптеку. Кинулась собирать травы для Варвары, какие остались после разбойников. А осталось, оказывается, немало. Раскидали только те, что на виду стояли. А те, что под потолком сушились или в подполе хранились, не тронули. Не успели, видать. Орехи со вчерашнего дня еще остались в корзинке. Она бросила туда же пару сушеных смокв. Больше ничего собирать не стала.

Нина спешила, перевязывая платок. Кристиано, верно, ждет ее уже в гавани. Столько времени в таверне провела, а им еще добираться до подворья.

Из головы не шли слова Петра. Каких друзей несчастный Никанор встретил? Друзья ли они в самом деле?

Когда Нина вышла из дома, солнце закрыли облака, редкие капли дождя уже касались разогретых камней, оставляя быстро исчезающие влажные пятна. С гавани тянуло прохладой, ветер принес запах водорослей и мокрых рыбацких сетей.

Кристиано, видимо, ждал давно, но недовольства не выказал. Увидев запыхавшуюся Нину, он улыбнулся. Склонил голову, не отводя взгляда от ее раскрасневшегося лица. В руках у него была небольшая высокая корзинка с крышкой, перевязанная веревками. В таких обычно винные кувшины перевозили. Видать, вино вез кому-то, может, оружейнику? Спросить Нина постеснялась.

Наняв того же лодочника, что и в прошлый раз, они отправились к предместью монастыря. Ветер трепал одежду, подбрасывал соленые всплески, волны то и дело бились о борт, окатывая брызгами Нину и Кристиано.

Пока добрались, вымокшая Нина уже дрожала от холода. Кристиано снял свой плотный плащ, набросил на нее. Она вдохнула смесь запахов намокшей шерсти, ароматного масла и мужского тела, что, бывало, она чувствовала от одежд Винезио. Сердцу стало неспокойно, руки дрогнули, едва не выронив корзинку. Пока шли до ворот, Нина сторонилась и прятала от Кристиано запылавшее лицо.

На середине пути ее окликнули. Лисияр подходил к воротам со стороны гавани вслед за ними. На плечи его было наброшено длинное узкое покрывало. Ветер трепал его концы, делая знахаря похожим на черную чайку на фоне бирюзовой прозрачности моря.

Догнав Нину и Кристиано, лекарь поклонился:

– Будьте здоровы, уважаемые. Опять к Всемиле идете? Я провожу вас.

– Мы найдем путь, – негромко сказал Кристиано.

– Вы, конечно, найдете, да только не любят у нас, когда чужие ходят. А со мной никто не обидит. – Он тепло смотрел на Нину. Взгляд его на мужском плаще задержался, как будто споткнулся.

Нина, заметив это, еще больше смутилась. Молча поклонилась Лисияру да, развернувшись, пошла к воротам. Мужчины ее догнали, но разговоров не вели. Чувствовала Нина, будто колючие заросли протянулись между ними. Сама она шла торопливо, подняв плечи, словно виновата в чем.

До дома дошли втроем, но у самых ворот Лисияра окликнула улыбчивая девица с непокрытой головой да с косой, спелым колосом спускавшейся с плеча. Лекарь кивнул Нине на прощанье и направился к красавице, поигрывающей яркой лентой в косе.

Кристиано склонился к Нине, прошептал на латинском:

– Я буду ждать тебя позади дома. Как услышишь крики на дворе, сразу переполох поднимай, кричи, будто пожар. А после выбирайся и беги на задворки. У них там в заборе есть одна доска, что просто приставлена. Аккурат позади клети невысокой с каким-то скарбом. А я под шум на мужскую половину проберусь, попробую там кольцо найти.

– Да с чего бы им крик поднимать? Что ты задумал, Кристиано? Тебя же поймают!

– Не сумеют. Главное, ты через ту доску в заборе убегай. Я ее отодвину слегка, сразу увидишь. Я тебя потом встречу.

Нина испуганно схватила его за руку:

– Не надо вором туда лезть, Кристиано. А ну как схватят тебя… – Она запнулась, почувствовав, как опять лицо полыхает, руку отдернула, в корзинку свою вцепилась. – Дай я сама у хозяйки все выспрошу, я и травы взяла хорошие, успокаивающие, может, она сама мне все расскажет. Добрым-то словом лучше все вызнать.

– У хозяйки ты выспроси, да только, думаю, разве кто о таком кольце женщине станет рассказывать. Она, верно, и знать не знает ничего. Давай, ты свои умения используешь, а я свои. Глядишь, и найдем сегодня кольцо. Ты мне только помоги немного. Поможешь? – Он заглянул ей в глаза.

И от его взгляда, от сдержанной улыбки у Нины в груди что-то метнулось, подобралось к самому горлу. Руки похолодели. Она, боясь произнести хоть слово, кивнула, сняла с себя плащ и протянула его Кристиано.

Варвара-Всемила встретила ее на пороге гинекея. Нина попросила провести туда, где еду готовят, где очаг есть и вода чистая. Хозяйка проводила ее в пристройку с очагом, длинным столом, бочкой воды и утварью. Объяснила, что кухня эта примыкает к мужской и женской половинам дома, да выход еще есть в трапезную. Большой дом оказался, богатый.

Нина по-хозяйски прошла к очагу, который слабо подмигивал затухающими угольками, подложила дров. Выбрала медный ковш замысловатой формы и поставила в нем кипятиться воду. Варвара на возмутившуюся было служанку лишь бровью повела. Та сердито бормоча вышла. Нина достала травы, показала сколько отмерять, сколько заливать. Вскоре над отваром