на лавку уложил. Потом я с ним расплатилась, он и ушел. А несчастный дух испустил вскоре. Потом сикофант пришел. Я ему про кольцо сказала, так он… – голос у Нины дрогнул.

– Что он? – в голосе Кристиано будто железо звякнуло.

– Обыскать меня хотел было, – она смутилась. – Но не стал позорить – и на том спасибо. Вот и все.

Помолчав, Кристиано положил пальцы на руку Нины.

– Если нас разлучат, ты сама спасайся. Про кольцо им не говори. Я сам тебя найду.

Нина дрожащими руками сняла с себя образок на шелковом шнуре, батюшкин еще, завязала на шее Кристиано. Он сморщился, дернул щекой. Видать, она задела его рану в волнении.

– Прости меня, неловкую, – смутилась Нина. – Если больше не увидимся, пусть у тебя этот образок останется. Он тебя хранить будет. А если не выручит тебя никто – найди, как передать его Феодору, что пекарней владеет в городе. Он мой образок знает. Феодор мудр, придумает, как тебе помочь. Да и меня поможет найти, если еще на этом свете буду.

Кристиано поднял руку и легко дотронулся пальцем до ее губ:

– Не говори так, Нина. Я тебя найду.

Она застыла, не в силах произнести хоть слово. Кристиано устало закрыл глаза, а Нина поднялась и отошла к оконцу. Обернувшись к лежащему мужчине, она увидела, как он достал из-под рубашки католический крест, приложил к губам и зашептал что-то.

Нина отвернулась, опустилась на колени и тоже погрузилась в молитву.

Глава 14

Порошок для памяти и мыслей добрых

Сухой китайский корень измельчить и растереть в ступе хорошенько. И с корнем куркумы сделать то же. По малой мере порошка от каждого корня высыпать в полсекстария кипящей воды. Туда же бросить десять гвоздичных плодов. Перемешать, прочитать молитву за здравие да убрать с очага. Накрыть дощечкой и оставить остывать. Такой отвар и душу успокоит, и мысли прояснит.

Из аптекарских записей Нины Кориари

Солнечные лучи уже вовсю резвились на волнах пролива, разбрасывая режущие глаза искры. Лодка с четырьмя гребцами мягко прошуршала по песку и остановилась. Приехавшие вышли на берег, спрыгивая с носа лодки на мокрый песок.

Группа людей, сопровождаемая двумя хмурыми скифскими стражниками, направлялась в сторону дома предводителя. Впереди шел мрачный Никон Хакениос. Позади него вышагивали шестеро воинов-равдухов, что всегда отправлялись эпархом на арест преступников, проштрафившихся должников или беглых рабов.

Подойдя к дому, Никон качнул головой, и первый из равдухов увесисто стукнул в ворота.

Нину вывели из подвала, она едва успела перекрестить Кристиано и прошептать: «В пекарню Феодора пошли весть».

В трапезной, щурясь от яркого света, она не сразу разглядела Никона, сидящего за деревянным столом напротив хозяина. А узнав, едва не ахнула от радости. Но сдержалась. Не понимая, как он здесь оказался, но мысленно уже вознося хвалу Богородице, Нина степенно поклонилась и медленно выпрямилась, поймав мрачный взгляд сикофанта.

Никон, однако, удивленным не выглядел. Значит, знал, что Нина здесь. Кто же ему донес? Неужто девчонка все же нашла, как послать за сикофантом?

Мужчины молча на нее смотрели. Перед ними на столе лежал нож с костяной рукояткой. На потемневшей поверхности кости видны были вырезанные палочки, складывающиеся в какое-то слово.

Нина уставилась на нож и не могла уже отвести глаз от серебристого лезвия. Сжала зубы до боли в висках. И такая накатила на нее усталость, что ноги ослабли.

– Ты, Нина, уже и сюда свой нос сунула? – в голосе сикофанта слышалось едва сдерживаемое раздражение.

Нина, совладав с собой, тихо промолвила:

– Я, почтенный Никон, лишь травы хозяйке приносила. Болеет она, так я помогла ей. Да заодно насчет трав и меда думала договориться с купцами. А про нож спрашивала, каюсь. Это все мое любопытство неуемное. Да и ты вот сюда пришел. Тоже, видать, про нож спросить? – она горько усмехнулась.

Никон хлопнул ладонью по столу.

Нина вздрогнула, опустила голову. А сикофант повернулся к хозяину:

– Эта женщина – ромейская подданная. Я ее заберу, и она понесет наказание за то, что пробралась в твой дом. Она что-то украла?

Даромир, поглаживая бороду, ответил на греческом:

– Ничего она не украла – в ларце все на месте. Не ведаю, зачем она в мои палаты пробралась. Забирай ее отсюда и сам выясняй, коли надо. Я жалобу подавать не буду.

Нина вздохнула, переступила с ноги на ногу.

Никон метнул на нее сердитый взгляд, повернулся к собеседнику:

– Сперва про нож этот хочу тебя спросить. Поведай мне, знаешь ли, чей это нож?

– Чей нож – не ведаю. Обычный засапожник. Мало ли ножей у людей в сапогах, мне проверять недосуг.

Нина подняла голову, пробормотала негромко:

– Их мудрец на ручке руны вырезал. Не у каждого такой нож есть. Владельца найти нетрудно будет… Да только к чему? Не этот нож смерть принес.

Никон метнул на нее злобный взгляд. Рявкнул:

– Без бабьих советов разберусь!

Он помолчал, всматриваясь в посмурневшее лицо Даромира.

– Нож этот рядом с убитым ромеем найден. Важного человека зарезали. Если не хочешь, чтобы василевс сюда воинскую тагму[37] послал и всех ваших купцов выгнал из империи, лучше ответь мне, Даромир. Чей это нож?

Тот нахмурился, резко встал. Негромко велел парню, стоящему у дверей, собрать всех мужчин во дворе. На Никона и Нину поглядывал мрачно, будто прикидывал что.

Никон неспешно завернул нож в тряпицу, убрал в кожаный короб, стоявший рядом. Когда они вышли во двор, крепкие статные мужи уже собрались перед крыльцом. Поглядывали на ромеев, переговаривались негромко. У всех на поясе было оружие.

Нина поразилась, сколько, оказывается, здесь воинов. Она насчитала больше дюжины, а равдухов всего-то шестеро. И душно ей вдруг стало, тревожно.

Хозяин обратился к своим людям уважительно, попросил достать засапожники, у кого есть. Из толпы недовольных воинов вышел один, немолодой полноватый мужчина, обратился к хозяину:

– Ты, Даромир, зря своих людей позоришь. Объясни нам, при чем тут этот грек и зачем ему наши засапожники?

– С чего это ты, Первуша, мне перечить вздумал? – нахмурился Даромир. – Этот грек душегуба ищет. К нам пришел, потому как рядом с убитым нож нашли с костяной ручкой. А на ручке руны, что наш Велизар режет.

При этих словах мужчины зашумели, загомонили: «Среди своих искать не хотят, опять русы виноваты!» Одни угрожающе положили руки на оружие, другие и впрямь засапожники достали. Но Первуша поднял руку – шум стих.

– Что за нож у него? Пускай покажет и спросит чей. Мы врать не