— Один или несколько? — осведомился Швейк.

— Два.

— На!

Фельдкурат вслух считал подзатыльники, блаженно улыбаясь.

— Это отлично помогает пищеварению, — сказалон. — Теперь дайте мне по морде… Покорно благодарю! — воскликнул он,когда Швейк немедленно исполнил его желание. — Я вполне доволен. Теперьразорвите, пожалуйста, мою жилетку.

Он выражал самые разнообразные желания. Хотел, чтобы Швейквывихнул ему ногу, чтобы немного придушил, чтобы остриг ему ногти, вырвалпередние зубы. Он обнаружил стремление к мученичеству, требуя, чтобы емуоторвали голову и в мешке бросили во Влтаву.

— Мне бы очень пошли звёздочки вокруг головы. Хорошо быштук десять, — восторженно произнёс он.

Потом он завёл разговор о скачках, но скоро перешёл набалет, однако и тут недолго задержался.

— Чардаш танцуете? — спросил он Швейка. —Знаете «Танец медведя»? Этак вот…

Он хотел подпрыгнуть и упал на Швейка. Тот надавал емутумаков и уложил на сиденье.

— Мне чего-то хочется, — кричал фельдкурат, —но я сам не знаю, чего. Вы не знаете ли, чего мне хочется?

И он повесил голову, словно бы полностью покоряясь судьбе.

— Что мне до того, чего мне хочется! — сказал онвдруг серьёзно. — И вам, сударь, до этого никакого дела нет! Я с вами незнаком. Как вы осмеливаетесь так пристально на меня смотреть?.. Умеетефехтовать?

Он перешёл в наступление и сделал попытку спихнуть Швейка ссиденья. Потом, когда Швейк успокоил его, без стеснения дав почувствовать своёфизическое превосходство, фельдкурат осведомился:

— Сегодня у нас понедельник или пятница?

Он полюбопытствовал также, что теперь — декабрь или июнь, ивообще проявил недюжинный дар задавать самые разнообразные вопросы.

— Вы женаты? Любите горгонзолу? Водятся ли у вас в домеклопы? Как поживаете? Была ли у вашей собаки чумка?

Потом фельдкурат пустился в откровенность: рассказал, что ондолжен за верховые сапоги, за хлыст и седло, что несколько лет тому назад унего был триппер и он лечил его марганцовкой.

— Я ни о чём другом не мог думать, да и некогдабыло, — продолжал он икая. — Может быть, вам это кажется слишкомтяжёлым, но скажите — ик! Что делать! — ик! Уж вы простите меня!

— …Термосом, — начал он, забыв, о чём говорилминуту назад, — называется сосуд, который сохраняет первоначальнуютемпературу еды или напитка… Как по-вашему, коллега, которая из игр честнее:«железка» или «двадцать одно»?.. Ей-богу, мы с тобой где-то ужевстречались! — воскликнул он, покушаясь обнять Швейка и облобызать егосвоими слюнявыми губами. — Мы ведь вместе ходили в школу… Ты славныйпарень! — говорил он, нежно гладя свою собственную ногу. — Как ты,однако, вырос за то время, что ?? тебя не видел! С тобой я забываю о всехпережитых страданиях.

Тут им овладело поэтическое настроение, и он заговорил овозвращении к солнечному свету счастливых созданий и пламенных сердец. Затем онупал на колени и начал молиться: «Богородица дево, радуйся», причём хохотал вовсё горло.

Когда они остановились, его никак не удавалось вытащить изэкипажа.

— Мы ещё не приехали! — кричал он. —Помогите! Меня похищают! Желаю ехать дальше!

Его пришлось в буквальном смысле слова выковырнуть издрожек, как варёную улитку из раковины. Одно мгновение казалось, что еговот-вот разорвут пополам, потому что он уцепился ногами за сиденье.

При этом фельдкурат громко хохотал, очень довольный, чтонадул Швейка и извозчика.

— Вы меня разорвёте, господа!

Еле-еле его втащили по лестнице в квартиру и, как мешок,свалили на диван. Фельдкурат заявил, что за автомобиль, которого он незаказывал, он платить не намерен. Понадобилось более четверти часа, чтобывтолковать ему, что он ехал в крытом экипаже. Но и тогда он не согласилсяплатить, возражая, что ездит только в карете.

— Вы меня хотите надуть, — заявил фельдкурат,многозначительно подмигивая Швейку и извозчику, — мы шли пешком.

И вдруг под наплывом щедрости он кинул извозчику кошелёк:

— Возьми всё! Ich kann bezahlen![38]Для меня лишний крейцер ничего не значит!

Правильнее было бы сказать, что для него ничего не значаттридцать шесть крейцеров, так как в кошельке больше и не было. К счастью,извозчик подверг фельдкурата тщательному обыску, ведя при этом разговор обоплеухах.

— Ну, ударь! — посоветовал фельдкурат. —Думаешь, не выдержу? Пяток оплеух выдержу.

В жилете у фельдкурата извозчик нашёл пятёрку и ушёл,проклиная свою судьбу и фельдкурата, из-за которого он даром потратил стольковремени и к тому же лишился заработка.

Фельдкурат медленно засыпал, не переставая строить различныепланы. Чего только не приходило ему в голову: сыграть на рояле, пойти на уроктанцев и, наконец, поджарить себе рыбки.

Потом он обещал выдать за Швейка свою сестру, которой у негоне было. Наконец он пожелал, чтобы его отнесли на кровать, и уснул, заявив, чтоему хотелось бы, чтобы в нём признали человека — существо, равноценное свинье.

Войдя утром в комнату фельдкурата, Швейк застал его лежащимна диване и напряжённо размышляющим о том, как могло случиться, что его кто-тооблил, да так, что он приклеился брюками к кожаному дивану.

— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, — сказалШвейк, — вы ночью…

В немногих словах он разъяснил фельдкурату, как жестоко тотошибается, думая, что его облили.

Проснувшись с чрезвычайно тяжёлой головой, фельдкуратпребывал в угнетённом состоянии духа.

— Не могу вспомнить, — сказал он, — какимобразом я попал с кровати на диван?

— А вы и не были на кровати. Как только мы приехали,вас уложили на диван — до постели дотащить не могли.

— А что я натворил? Не натворил ли я чего? Я же не былпьян!

— До положения риз, — отвечал Швейк, —вдребезги, господин фельдкурат, до зелёного змия. Я думаю, вам станет легче,если вы переоденетесь и умоетесь…

— У меня такое ощущение, будто меня избили, —жаловался фельдкурат, — и потом жажда. Я вчера не дрался?

— До этого не доходило, господин фельдкурат. А жажда —это из-за жажды вчерашней. От неё не так-то легко отделаться. Я знал одногостоляра, так тот в первый раз напился под новый тысяча девятьсот десятый год, апервого января с утра его начала мучить жажда, и чувствовал он себяотвратительно, так что пришлось купить селёдку и напиться снова. С тех пор онделает это каждый день вот уже четыре года подряд. И никто не может ему помочь,потому что по субботам он покупает себе селёдок на целую неделю. Такая воткарусель, как говаривал наш старый фельдфебель в Девяносто первом полку.