пристальный взгляд и остановилась, несмело обернувшись. Арсений стоял у стола, замерев с бокалом вина в руке.

Зеленые глаза Алисы заблестели. По лицу Евгения она уже понимала, что разговор с Таней не закончился ничем хорошим. И где-то в груди смешалась жалость из-за расстроенного личного счастья друга и надежда на возвращение на лёд. И если бы у Мельникова была возможность вернуться туда, в мир большой скорости и адреналина, то она непременно поняла бы его. Но знала, что он её сейчас не поймет. Слишком ревностным было его отношение к Жене.

Калинина опустила взгляд в пол, а затем вышла из зала, принимая решение пойти за другом и партнером.

Татьяна несмело переступила порог, возвращаясь к коллегам по сборной. Глаза её всё ещё были пустыми и потерянными.

– Что случилось, крошка? – бросилась к ней Ксюша и тут же приобняла, окинув осуждающим взглядом всех присутствующих и призывая не пялиться так бессовестно.

– Я пропала, – прошептала Таня, не замечая, как побледнел от этих слов Илья. Они теперь партнеры, и если она говорила такое, то это касалось и его.

– Что он сказал? – не унималась Ксюша, а затем успокаивающе принялась поглаживать Таню по талии и нащупала в кармане пиджака что-то большое и твердое. Не спрашивая разрешения, одиночница поспешила вытащить красный квадратный футляр и, понимая, что Тане сейчас нет до этой находки никакого дела, открыла его. На красной бархатной подушечке красовалась цепочка из белого золота и бриллиантовая подвеска, выполненная в виде капли.

– Да это же осколок сердца ледяного короля… – тихо прошептала Ксюша, любуясь блеском украшения.

* * *

– Я уезжаю на месяц в Швейцарию, – безэмоционально уведомил Алису Евгений, когда они оказались в машине, и тут же поймал на себе вопросительный взгляд.

Калинина ожидала подробностей того, что произошло между ним и Таней на балконе, но понимала, что если Громов чего-то не хочет говорить, то из него этого не вытащить. И если бы не фигурное катание, то ему стоило бы попробовать себя в шпионаже.

– Какие-то проблемы с МОК? – насторожилась Алиса, цепляясь за единственную фразу.

Громов грустно ухмыльнулся. С чем ассоциируется Швейцария у простого человека? С шоколадом, сыром, часами, солидными банками и шикарными горнолыжными курортами. С чем она ассоциируется у спортсменов? Со штаб-квартирой Международного Олимпийского Комитета.

– Нет, – качнул головой он, размышляя о том, что только этого ему не хватало. – Кое-какие дела.

– С каких пор твои дела так скрыты от меня? – заподозрила неладное Алиса.

Громов подметил, что Калинина, несмотря на внешние изменения, всё ещё не разучилась неплохо чувствовать его. Но он не мог раскрыть своих истинных намерений. Пока что.

Пять лет назад, когда Евгений пришел в себя после падения с лестницы и травмы поясницы, ему предложили провести ещё одну операцию. Она могла бы раз и навсегда избавить от боли, но с такой же вероятностью, в силу своей рискованности, могла оставить прикованным к инвалидному креслу. И тогда, пять лет назад, Громов понимал, что лучше с болью, но гарантированно откатается на Олимпийских Играх. Завоевав на них «бронзу», он решил, что и к следующим играм не будет соглашаться на хирургическое вмешательство. Риск был слишком велик. Но теперь терять было нечего. Олимпийское «золото» в кармане, а любимая женщина больше в нем не нуждается. В институте Склифосовского врач, поставивший его на ноги пять лет назад, пояснил, что риск от этой операции не стал меньше, а организм Громова может не восстановиться, не потянуть такого вмешательства: несмотря на огромную силу и прекрасное телосложение, регулярные нагрузки изнашивали организм на протяжении долгих лет, и теперь результат операции становился ещё более непредсказуемым.

И сейчас, даже если что-то пойдет не так, он просто не вернется из Швейцарии и останется там. Средств у него достаточно.

Но в душе теплилась надежда, что он и в этот раз, как пять лет назад, выиграет бой с собственным телом, и всё получится. Он навсегда избавится от боли, делавшей его уязвимым физически. И вернется на лёд. С Алисой.

– Начинай тренироваться без меня, по индивидуальной программе, – Евгений повернул голову к Калининой и увидел, как шокировано округлились её глаза. – Когда я вернусь, мы начнем совместные тренировки и официально объявим о возвращении пары Калинина/Громов.

Евгений принялся выезжать с парковки, а Алиса ещё несколько минут смотрела на него, мысленно прокручивая услышанное вновь и вновь.

– Ты возвращаешься ко мне… – прошептала она. – Не потому, что хочешь этого. А потому, что Таня отвергла тебя и ты хочешь ей отомстить? С помощью меня?

Но Громов на этот вопрос демонстративно ничего не ответил, включая музыку.

Калинина с горечью сглотнула образовавшийся в горле ком и перевела взгляд за окно.

Глава 5. Сердца четырех

Евгений стоял у большого панорамного окна палаты в частной клинике, которую рекомендовал московский хирург, работавший с его поясницей пять лет назад. Громов настаивал на том, чтобы операцию провел именно этот врач, но он, как оказалось, операции больше не делает. Пришлось отправиться в Женеву.

За последние две недели, прошедшие с рокового бала, окончательно поставившего крест на паре Алексеева/Громов, Евгений выходил на лёд, но старался не выполнять сложных элементов – по рекомендациям врачей нужно было поберечься перед операцией. Он пристально следил за Алисой и её скольжением. Он ожидал увидеть прежнюю Калинину, у которой бешено горят глаза, и которая жаждет новых побед. Он хорошо помнил, каким сильным было её желание вернуться вместе с ним на лёд в новом сезоне. Помнил их разговор у неё дома после аварии…

Но теперь видел неуверенную, несколько зажатую и чем-то озадаченную Алису. Она, под пристальным наблюдением Ольги Андреевны, нарезала нервные круги по площадке, возвращала себе прежнее качество вращения и чистые многооборотные прыжки, но всё это делала будто на автомате, абсолютно отсутствуя в настоящем моменте. Была абсолютно не здесь и не сейчас. Прежняя Алиса непременно заметила бы, что Евгений катается слишком осторожно и завалила бы кучей вопросов, не оставив и малейшего шанса них отделаться.

А этой Алисе было всё равно. И Громов начинал понимать, что возвращаться Калинина, похоже, совсем не хочет. Но зачем-то это делает…

Почти на каждую их тренировку заявлялся Мельников. Он подолгу стоял у борта, испепеляющим взглядом смотрел на Громова, багровел от злости, а затем уходил, никому не сказав ни слова. Это напрягало Евгения. Он в принципе не любил присутствия посторонних людей на тренировках, а Мельникова терпеть не мог просто за сам факт существования.

– Be ready in ten minutes, – внезапно уведомила Евгения заглянувшая в палату медсестра.

Громов кивнул и даже улыбнулся, радуясь тому, что с ним, наконец, заговорили на языке, который он хоть немного понимает. Отправляясь в Швейцарию, он был уверен, что сможет отлично себя здесь чувствовать с прекрасным знанием немецкого. В Лозанне, в которой он бывал ранее вместе с членами сборной, им выделяли переводчика, а потому Евгений не обратил внимания на то, что в этом округе, как и в кантоне Женева, говорят преимущественно на французском. А вот желающих поговорить на немецком ещё нужно было поискать…

Прилетев в Женеву в одиночестве и прогуливаясь по её улочкам в первые два дня пребывания в Швейцарии, Евгений столкнулся с ранее неизведанными ощущениями. Он здесь один. Он здесь без команды. Без партнерши.

Сколько стран он посетил за годы карьеры? Он даже не мог точно ответить на этот вопрос. Страницы его заграничного паспорта были испещрены штампами о многочисленных пересечениях границ. И если взглянуть на них, то можно было предположить, что Евгений в свои почти двадцать девять лет успел увидеть полмира. Но, на самом деле, Громов видел преимущественно аэропорты, вокзалы, ледовые арены и гостиницы. В Париже, к примеру, он был четыре раза, но так и не дошел до пресловутой Эйфелевой башни. В лучшем случае ему удавалось погулять с кем-нибудь под покровом ночи втайне от тренерского штаба или после окончания соревновательной программы. Всё в своей жизни он видел через призму соревнований. Через призму фигурного катания. Он не привык смотреть чемпионаты мира по телевизору. Так, как это было с последним таким стартом. Ему было дико от мысли о том, что он потягивает газировку, сидя на диване, когда мог бы в эти же минуты затягивать шнурки коньков, сидя в раздевалке.

Евгений вздохнул, не зная, как прервать поток мыслей, преследовавший