Под действием бренди девушка чуть не хихикнула; вытеревслезы, она смущенно сказала:

– Это совсем не по-джентельменски – замечать такие вещи.

На его суровом лице появилась ленивая улыбка.

– Пожалуй, я еще не сделал ничего такого, отчего у вас моглобы возникнуть впечатление, что я – джентльмен!

Подобное признание Джейсона заставило Викторию неохотноулыбнуться.

– Вы абсолютно правы, – заверила она. Сделав еще глоток, онаснова откинулась на подушки. – Я плакала не из-за этой глупой помолвки. Из-занее я просто разозлилась.

– Тогда отчего вы плакали?

Крутя бокал между ладонями, она пристально всматривалась вянтарную жидкость.

– Я вспоминала о маме. Леди Кирби так презрительноотозвалась о ее репутации!.. Это настолько вывело меня из себя, что я не знала,как ответить.

Она быстро взглянула на него из-под ресниц и, поскольку ейпоказалось, что он проявляет неподдельный интерес к ее рассказу, запинаясь,продолжала:

– Моя мама была доброй, ласковой и нежной. Я началавспоминать, какой чудесной она была, и от этого заплакала. Понимаете, с тогомомента, как умерли мои родители, на меня что-то находит – то я чувствую себяпрекрасно, то вдруг наминаю невыносимо тосковать по ним и из-за этого плачу.

– Это абсолютно естественно – плакать о людях, которыхлюбишь, – сказал он настолько мягко, что она не могла поверить своим ушам.

Испытывая странное чувство успокоения от его присутствия инизкого мягкого голоса, Виктория отрицательно покачала головой.

– Я скорее плачу о себе, – виновато призналась она. – Плачуот жалости к самой себе, оставшейся без них. Я никогда не думала, что могу бытьтакой трусихой.

– Мне доводилось видеть, как плачут и храбрые мужчины,Виктория.

Она вгляделась в его суровое, как бы изваянное из камнялицо. И хотя теплый свет свечи смягчал его резкие черты, он все равно выгляделв высшей степени неуязвимым. Невозможным казалось представить его со слезами наглазах. Утратив от бренди значительную долю своей обычной сдержанности,Виктория склонила голову набок и мягко спросила:

– А вы когда-нибудь плакали?

К ее разочарованию, он невозмутимо ответил:

– Нет.

– Даже в детстве? – настаивала она.

– Даже тогда.

И он сделал резкое движение, собираясь встать, но Викториянеожиданно для себя положила руку ему на плечо, пытаясь удержать. Джейсонскосил глаза на ее длинные пальцы, затем перевел взгляд на ее лицо.

– Мистер Филдинг, – начала она, стараясь по возможностипродлить и закрепить их короткое перемирие, – я знаю, вам не доставляетудовольствия мое пребывание здесь, но я не задержусь надолго – только до того,как за мной приедет Эндрю.

– Оставайтесь сколько пожелаете, – пожав плечами, холодноответил он.

– Благодарю вас. – Ее милое лицо выразило смятение от резкойперемены в его настроении. – Я все собиралась сказать вам.., что мне оченьхотелось бы установить с вами, ну.., более дружеские отношения.

– Что вы подразумеваете под более дружескими отношениями,миледи?

Плывущая по теплым волнам бренди, Виктория не уловиласарказма.

– Ну, мы все-таки дальняя родня. – Она сделала паузу,пытаясь найти в его лице хотя бы признак благожелательности. – У меня неосталось никого из родственников, кроме дяди Чарльза и вас. Как вы думаете, немогли бы мы относиться друг к другу как кузены?

Казалось, он был поражен ее предложением, а затем повеселел:

– Полагаю, это возможно.

– Благодарю рас.

– Ну а теперь спите.

Она кивнула и свернулась под простыней калачиком.

– Ой, я совсем забыла извиниться – за то, что наговорилавам, когда вышла из себя. У него скривились губы.

– Вы сожалеете о своих словах? Виктория подняла брови, глядяна него с сонной нахальной улыбкой.

– Все, что я сказала, было вами до последнего словазаслужено.

– Вы правы, – признал он усмехаясь. – Но не задавайтесь ужчересчур.

Подавив острое желание протянуть руку и потрогать ее пышныеволосы, Джейсон вернулся к себе и налил бренди, затем сел, положив длинные ногина низенький столик. Продолжая усмехаться, он углубился в размышление о том,почему Виктория Ситон возбудила в нем такое странное покровительственноечувство. Ведь он намеревался, как только она появится здесь, отправить ееобратно в Америку. Причем это было еще до того, как она нарушила заведенныйпорядок в поместье.

Но сейчас она выглядела такой растерянной и уязвимой, такойюной и симпатичной, что он не мог удержаться от того, чтобы не проявитьотеческую заботу о ней. Или, может быть, на него так подействовала ееоткровенность? Или ее глаза, которые, казалось, вглядывались прямо в его душу?В ней, чувствуется, напрочь отсутствовало стремление к флирту. «Да это ей и нетребуется, – хмыкнул Джейсон про себя, – такие глаза могут соблазнить исвятошу».

– Не могу описать, как я сожалею о том, что произошло вчеравечером, – говорил Чарльз Виктории на следующее утро за завтраком, и его лицопри этом выражало искреннее раскаяние. – Я поступил не правильно, объявив овашей помолвке с Джейсоном, но мне так хотелось надеяться, что ваш брачный союзвозможен-. Что касается леди Кирби, то она попросту старая карга, а ее дочкауже в течение двух лет бегает за Джейсоном, вот почему они обе примчались сюда,чтобы взглянуть на вас.

– Нет нужды объяснять все это вновь, дядя Чарльз, – мягкосказала Виктория. – В конце концов, это никому не причинило вреда.

– Может, и так, но в дополнение к прочим неприятнымсвойствам ее натуры Кирби – худшая из сплетниц. Теперь, когда она личноудостоверилась в вашем присутствии здесь, она непременно устроит в свете жуткийпереполох, и сюда хлынет нескончаемый поток визитеров, также жаждущих личновзглянуть на вас. Стало быть, вам немедленно следует обзавестись подходящейкомпаньонкой, чтобы ни одна душа не могла упрекнуть вас в том, что выпроживаете одна в доме с двумя мужчинами.

Чарльз поднял голову, чтобы взглянуть на входившегоДжейсона, и Виктория вся напряглась, умоляя Всевышнего о том, чтобы перемирие,заключенное накануне вечером, осталось в силе при свете дня.