– Она пролила вино на платье и пошлазамыть пятно. Куда-то на второй этаж.

Я пошла наверх по широкой лестнице. В холлевторого этажа были спущены шторы и горел свет. На стенах тут и там виселикартины. Я пригляделась: имена и фамилии художников мне ничего не говорили, нопейзажи, в основном горы, показались слегка мрачноватыми. Интересно, это выборАллана или его первой жены? Я толкнула первую дверь и оказалась в кабинете.Большой письменный стол, диван и кресла из светлой кожи, книги и тоже картины.Уже собираясь выходить, я услышала тихий шепоток.

– Кто там? – от неожиданностислишком громко спросила я.

– Не пугайтесь. – В углу на коленяхстояла Тина.

– Господи, что вы делаете?

– Молюсь.

– Молитесь – кому?

– Богу, конечно.

Я повнимательнее посмотрела на стену – на нейвисела картина с изображением распятого Христа.

Тина поднялась с колен:

– Я ведь хотела идти в монастырь, потомуи привыкла молиться несколько раз в день. Трудно сразу отвыкнуть. Вообще-то яне собиралась замуж выходить. Никогда. Но тут Аллан внезапно сделал мнепредложение.

– Просто ни с того ни с сего? Вы даже невстречались?

– Нет, он сначала приехал к моимродителям и попросил у них разрешения поухаживать за мной. Правда, благородно?Как в романе. А когда они дали согласие, начал приглашать в театр, на концерты.Он тоже, как и я, любит музыку восемнадцатого-девятнадцатого веков. И вообще унас много общего. Он тоже одинок и несчастлив. Знаете, первая жена его нелюбила. Она ему изменяла, а Аллан ее просто обожал и так переживал после еегибели! Бедный, он столько в жизни страдал.

Из моей груди вырвался вздох – сколько глупыхженщин поймались на крючок сострадания! Мой третий муж тоже обожал рассказыватьсвоим пассиям о моих похождениях и своих страданиях. Глупые бабы падали вокругнего пачками. Старый испытанный мужской метод.

Тина посмотрела на меня:

– Вам тоже стало жалко Аллана, да? У негобыло тяжелое детство в нищей многодетной семье. Но ему удалось выучиться наавтослесаря. И вот он стал ремонтировать чужие машины. Представляете, какойужас! Целый день в грязи, и никаких надежд. Но Аллан усердно молился!

Я закашлялась, чтобы скрыть смешок. Видмолящегося циника Аллана показался мне очень забавным.

– Да, усердно молился, – повторилаТина, – и господь услышал страждущего. Однажды в мастерскую приехалаМартина, это его первая жена. Аллан починил ей машину, и Мартина влюбилась. Ну,они поженились, и все было хорошо, но тут Мартина начала изменять Аллану.Однако господь покарал прелюбодейку – бедняжка умерла страшной смертью. Мне еедаже жаль. Знаете, Аллан сказал, что, если я откажу ему, он продаст все, чтоимеет, и уедет в Италию, где будет опять чинить машины!

Тина стала поправлять волосы.

– Помните, в тот день, когда вы прилетелив Париж, мы ужинали у вас?

Я кивнула.

– Ну вот, до того как вы спустилисьвниз, – господи, тогда в джинсах вы были похожи на пугало, сейчас-то одетыприлично, – так вот, до вашего появления Аллан вышел ненадолго, а когдавернулся, я заметила у него под ногтями что-то черное. Я спросила, в чем дело,а он пошутил, сказал, что тренировался чинить машины перед отъездом… Это,конечно, была шутка! Но говорят, что в каждой шутке есть доля правды!

– Дорогая, – проговорил Аллан,распахивая дверь, – нельзя так надолго оставлять гостей. Даша, вы тожездесь? О чем щебечете?

– О тебе, дорогой, я рассказывала историюнашей любви. – Тина взяла Аллана под руку. – Пойдем, я ужепомолилась.

Втроем мы двинулись вниз.

Гости оживленно болтали, их стало больше, ипочти никого я не знала. Счастливые Прудоны принимали поздравления. Ко мнеподошла Жаклин.

– Даша, ты не видела Яцека? – От неесильно пахло коньяком. – Если найдешь, не отпускай его от себя, у него сутра поднялось давление.

Покачиваясь, она направилась к выходу.

– Даша, – возникла за моей спиной ГалинаВладимировна, – где ты была? И где Маша?

Я вспомнила, как девочка говорила что-то пропопугаев, и решила поискать ее в оранжерее.

Оранжерея оказалась прямо за домом. Тяжелаядверь открывалась с трудом. Большие зеленые мясистые листья и сильно пахнущиецветы были полны молчания. Попугаями здесь явно не пахло. В другом концеоранжереи виднелась дверца. Может, она там? Я толкнула ее и обомлела. Прямо наполу, среди граблей, леек и прочего инвентаря, мужчина и женщина самозабвеннозанимались любовью. Через секунду я узнала Жаклин и Аллана. Я тихо притвориластворку, искренне надеясь, что они ничего не заметили. Нет, конечно, незаметили, им было не до меня. Жаклин и Аллан! А мне казалось, что они терпетьдруг друга не могут. И он даже не снял с себя брюк! Почему-то этот факт большевсего меня удивил. Ну неужели ему было удобно заниматься подобным делом вбрюках? Размышляя на эту тему, я побрела к гостям.

– Мамочка! – донесся до меня вопльМани. – Аллан меня обманул. У него нет попугаев! Я была в оранжерее, а онзашел туда и сказал, что единственный здесь какаду – это я. Ну не глупо ли?

Она возмущенно дернула плечом.

– Смотри, Яцек идет.

Сквозь толпу и правда пробирался Яцек старелкой.

– Даша, а где Жаклин?

– Сейчас придет, кажется, в туалет пошла.

– Небось опять напилась. Ну ничего,сейчас ее стошнит – будет как новенькая.

– И совсем меня не тошнит, –раздался позади нас голос Жаклин.

Я обернулась. Улыбающаяся Жаклин держала вруках бокал. Я оглядела ее – платье, волосы в идеальном порядке. Быстро ониуправились.

– Вечно ты, дорогой, рассказываешь всем,что я пьянчужка, а я пью как птичка.

– Птица киви, – неожиданно сказалаМаня.

Все в изумлении поглядели на нее.

– Что ты этим хочешь сказать? –удивился Яцек.

– Птица киви – самое крупное пернатое в мире, –усмехнулся Аллан. – Она потребляет в день до пяти литров жидкости. Вы ведьна это намекали, моя радость?

Он повернулся к Мане, та покраснела. Яцекзахохотал во весь голос:

– Черт, это лучшая шутка за последниемесяцы.

Он обнял Жаклин.

– Туше, – проговорила та.