Мы все уставились на Андре. На ее лице вместокарих сияли ярко-голубые очи.

– Матка боска… – садясь мимо кресла,произнесла почему-то по-польски Галина Владимировна.

Суматоха утихла только минут через пятнадцать.Сначала подняли старуху и усадили ее в подушки. Затем попытались утихомиритьразбушевавшуюся Машу, которая с упорством, достойным лучшего применения,повторяла:

– Нет, вы скажите, как она поменяла цветглаз?

Наконец все затихли, расселись, нашли коньяк ипосмотрели на Андре. Та сказала:

– Вообще-то мы давно собиралисьрассказать, что к чему… Но вам придется набраться терпения, история долгая.

Мы все согласно закивали головами.

– Я очень рано поняла, – началаАндре, – что мать меня не любит. Нет, нет, не подумайте, что со мной плохообращались! У меня было все, что только можно пожелать: игрушки, конфеты,позднее – красивая одежда и престижная школа. Но сердце матери было отданоЖану, а отец меня просто не замечал. Если я начинала приставать к нему скаким-то вопросом, то он отмахивался либо совал стофранковую купюру со словами:«Пойди поешь мороженого!» Не могу сказать, что я страдала из-за всего, просторано поняла, что я девочка, а он хотел еще одного сына – наследника. И все быничего, но на свой четырнадцатый день рождения Жан устроил целый скандал. Взялподаренный ему водяной пистолет, зарядил его краской и выстрелил при гостяхпрямо в отца. Мама постаралась превратить это в дурацкую шутку, и, надосказать, ей это удалось. Все подумали, что Жану первый раз дали попробоватьшампанское и он опьянел, даже шутили: «Пьяный младенец – позор семьи». И вотпосле этого дня рождения все пошло кувырком.

Я быстро разобралась, в чем дело: Жан нашелписьма нашей матери и понял, что его настоящий отец – Аллан Гранж. Да и как былоне разобраться, если он прямо кричал, что мать – шлюха, а Эдуард – рогоносец.Как отец его не убил, не знаю! Дальше – хуже. Софи застала его в комнате содним из школьных приятелей в весьма недвусмысленной позе. Родители кинулись кпсихоаналитикам. Что бы там Жан ни говорил, но они оба его любили. Я этопоняла, когда узнала, что в завещании и Сью, и Эдуарда большая часть имуществабыла отписана сыну. Причем и у нее и у него была одна, вызвавшая сплетни,формулировка: «Жану-Филипу, носящему в данный момент фамилию Макмайер». Ониспециально не написали: «Сыну», чтобы избежать каких-то казусов. Страннотолько, что и Сью написала так же – ей-то он доводился сыном!

Про меня в этой суматохе совершенно забыли, ачтобы и не вспоминать, отправили в закрытый пансион. «Тебе там сейчас будетлучше», – сказала Сью. Может, она и была права, потому что скоровыяснилось, что Жан еще и наркоман. Он начал колоть себе бог знает что, аампулы – вот идиот! – прятал в коробке с собачьим печеньем! Конечно, ихтут же нашли. Но уследить за ним было трудно, и он, уже назло Софи и Луи, сталзасовывать ампулы в самые разные коробки на кухне. Дня не проходило, чтобыповар их где-нибудь случайно не находил. В конце концов терпению родителейпришел конец, и они отправили его в специальную школу. Но там Жан познакомилсяс мальчишкой, который, несмотря на юный возраст, помогал какой-тоэкстремистской группировке делать бомбы! В итоге он опять оказался дома. Ивдруг все изменилось.

Когда я приехала на каникулы, он радостноприветствовал меня и подарил подарки: часики и большую коробку с набором спиц икрючков. Честно говоря, мне очень не хотелось открывать эту коробку. Один разпод Рождество он прислал мне в такой же упаковке ужасную гадость. Но на этотраз в коробке, перевязанной лентой, были только крючки и спицы, а сверху лежалакарточка: «Любимой сестренке от брата. Прости. Жан». Родители умилились дослез. Я сделала вид, что рада до безумия, но только сделала вид. Я не поверилаему ни на грош. Не может человек так измениться, он просто затаился, стал болеевзрослым и более хитрым…

И вот в доме установились тишь и гладь. Жанначал отлично учиться и брать уроки музыки. Родители были вне себя от счастья,осыпали его подарками… Да и Аллан тоже никогда не приходил с пустыми руками.Все закрывали глаза на его крашеных приятелей, а мама постоянно твердила, чтогомосексуализм спутник гениальности. Имена так и сыпались у нее изо рта:Нуриев, Меркьюри, Чайковский… А обо мне никто и не вспоминал. Да и зачем?Хлопот со мной не было никаких, я всегда была тихой, воспитанной девочкой.Сидела себе в углу и вязала… Но никто не знал, какой вулкан бушевал у менявнутри. Вот бы, думалось мне, накраситься повульгарней, нацепить на себяоранжевое платье с вырезом и встать на углу Сен-Дени! А когда меня побьют сутенеры,заявить в полиции, что я дочь барона Макмайера. Газетчики взвыли бы от счастья,получив такую новость. Но это мне было слабо. Или наглотаться снотворныхтаблеток, а рядом положить записку: «Мой отец насиловал меня в течение пятилет». Но это тоже было слабо. А лучше всего, думала я, лучше всего было бы,если бы они все умерли, все сразу, тогда бы меня жалели. Я представляла себя напохоронах: в черном платье, а вокруг цветы, цветы… Однако мечты оставалисьмечтами.

Но тут Сью засобиралась в Лондон – показатьсвою коллекцию кукол. За несколько дней до отъезда я пошла в магазин, чтобыкупить корма коту. Смотрю, а в секции кондитерских товаров Жан с каким-топарнем. Мне стало интересно, и я попыталась подслушать их разговор. Слышно былоплохо – все время кричало радио: распродажи, распродажи… – но и того, что яуслыхала, было достаточно, чтобы понять – Жан хочет убить родителей. Ну а когдаон назвал этого парня по имени, мне стало страшно! Это был Рено, тот самыйтеррорист из коллежа.

Не помня себя, я спряталась в бакалейномотделе и долго боялась выйти на улицу, потом все-таки вернулась домой. Моегоотсутствия никто не заметил. Полночи я прокрутилась в постели, а рано утромпошла в спальню к матери и рассказала ей все. Сью выслушала меня, а потомотругала как следует: «Как тебе не стыдно выдумывать такие гадости про родногобрата? Не вздумай подойти к отцу с этими глупостями!»

Утром в день отлета, когда все вещи были уже всамолете, Жан вдруг упал на землю и начал корчиться, биться головой, изо рта унего обильно пошла пена… Вызвали врача. Тот сказал, что похоже на припадокэпилепсии, и увез брата. Никогда не забуду, какими глазами мать смотрела вслед«Скорой помощи». Голову на отсечение, она поняла все и в этот момент полностьюмне поверила. Ну, подумала я, сейчас она отложит полет, прикажет проверитьбагаж, и тогда где-нибудь найдут бомбу…