Я расхохоталась.

– Ты почему смеешься? – удивился он.

– Два дня назад меня уже приглашали в Египет.

– Кто?

– Один приятель, – неопределенно ответила я.

Он побледнел.

– И что?

– Ничего! Вместо того чтобы загорать на Красном море, яваляюсь с тобой в постели, и ты все время даешь мне по носу!

– Что это значит?

– Ну, ставишь меня на место! А этого не надо! Я своеместо и так прекрасно знаю!

Он внимательно посмотрел на меня, потом обнял и сталнежно-нежно целовать.

– Машка, Машка моя, кто это тебя так обижал, а? Почемуу такой красавицы накопилось столько горечи? Забудь, расслабься! Я люблю тебя,запомни это, заруби на носу, усвой! Люблю! Просто жизнь сейчас такая сложная,что иной раз даже для любви в ней мало места. Но главное, чтобы любовь была, арано или поздно она свое возьмет.

Слова его звучали как самая лучшая, самая любимая музыка. Идаже внутренний голос молчал, как ни странно.

– Думаешь, мне не хочется встретить Новый год с тобойвдвоем? Еще как! Думаешь, не хочется сесть в поезд и поехать в Таллин или влюбое другое место с тобой? Да я мечтаю! Но…

– Не надо ничего объяснять.

– Но ты усвоила, зарубила себе на носу?

– Конечно.

– А ты… Ты любишь меня? – вдруг спросил он слегкаохрипшим от волнения голосом.

Я уже открыла было рот сказать, что да, люблю, обожаю,умираю от любви, но тут этот окаянный внутренний голос вякнул: не смей, корова!И я пролепетала:

– Не знаю, я не могу так быстро… Но мне хорошо с тобой…

По его лицу пробежала тень разочарования.

– Ты полюбишь меня, я постараюсь…

…Ночевать он не остался, ушел в половине третьего ночи.Обещал, что будет звонить и мы непременно увидимся первого или второго числа. Ая сразу заснула мертвым сном.

Утром, едва продрав глаза, я стала вспоминать вчерашнее. Отлегкой и, по-видимому, несправедливой обиды не осталось и следа, это так,мелочи жизни, а главное – любовь! Свет! Счастье! И фантастическая блаженнаялегкость во всем организме, которая бывает после настоящей близости. Я вскочилас постели абсолютно счастливая и вскоре уже села за работу. Часа в четыре вдругпозвонил Макс.

– Машенька, как там твой носик?

– Носик? – не поняла я.

– Ты на нем что-нибудь зарубила? – голос егозвучал так нежно и сексуально, что меня опять кинуло в дрожь.

Я сглотнула набежавшую слюну и ответила:

– Да, да, конечно.

– А тебе это приятно?

– У тебя обеденный перерыв? – полюбопытствовала я.

– Да нет, я стою в пробке у Рижского вокзала.

– А, понятно!

– Машенька, я только сейчас вспомнил, ты говорила, чтоКостя тоже будет встречать с вами Новый год?

– Да, а что?

– Передай ему от меня привет, если он меня помнит.Хотелось бы вообще-то повидаться, но…

– Непременно передам, – а сама не без некоторогозлорадства подумала: ага, неловко тебе сейчас встретиться с моим братом, оченьнеловко. Хотя, если разобраться…

– Маша, ты почему замолчала?

– От чувств! – засмеялась я.

– Машка, ты чудо! Целую тебя! Кажется, мы сейчаспоедем! Все! Пока!

И чего, спрашивается, звонил? Хотя нет, такие звонки – самоеприятное! Интересно, он говорит, что любит, всем бабам? Есть такие мужики,которым признаться в любви все равно, что выпить рюмку, а от некоторых недождешься, даже если точно знаешь, что он помирает от любви. Но ведь, наверное,попадаются особи, которые говорят это лишь тогда, когда действительно такчувствуют? Не знаю, мне пока такие не попадались. Неужели Макс действительноисключение из правил? Неужели не козел? Сердце радостно забилось.

…Тридцать первого декабря я вскочила ни свет ни заря ствердым решением: сегодня я даже думать не буду о работе. За последние два дняя сделала мощный рывок и уже точно знала, что всей работы осталось на десятьдней. Отлично, значит, еще дня два-три могу прогулять.

А потом получу денежки и… И что? Накуплю шмоток?

Это показалось мне не слишком интересным. Если Вырвизуб дастмне еще работу, то я успею со шмотками…

Нет, надо придумать что-нибудь эдакое, что надолгозапомнится. Но что же?

В этот момент зазвонил телефон. Похоже на междугородку. Ясхватила трубку. Это была моя подруга из Таллина, Марта. Наполовину русская,наполовину эстонка, она в молодости жила в Москве, а в середине восьмидесятыхперебралась в Таллин, да так там и осталась, выйдя замуж за потрясающекрасивого эстонца по имени Хейно. Однако этот Хейно оказался горьким пьяницей,и Марта живенько от него избавилась. И теперь, насколько я знаю, тоже жилаодна.

– Машунька, привет! С наступающим тебя, а главное, спрошедшим. Меня не было в Таллине, и я не могла двадцать второго позвонить!Поздравляю! Как дела? – единым духом выпалила она.

– Марточка, дорогая, как я рада тебя слышать! У менявсе хорошо! А где ты была?

– В Швейцарии, рождественский тур! Это сказка! Хотя унас в Таллине на Рождество тоже красиво! Ты должна когда-нибудь приехать наРождество!

И тут меня осенило!

– Марта, слушай, а если я приеду пораньше?

– Пораньше чего? – не поняла Марта.

– Пораньше следующего Рождества?

– Машка! Родненькая! Приезжай когда хочешь! Толькопредупреди заранее!

– Я тебя уже предупреждаю! Числавосемнадцатого-девятнадцатого, может быть, вырвусь дня на три. Примешь?

– Что за вопрос! Ура, Машка! Ты Таллина просто неузнаешь! А я такой ремонт в квартире сделала! Машка, ты правда приедешь?

– Правда! – уже уверенно ответила я. – Еслиуспею с документами. Ты случайно не знаешь, сколько времени надо, чтобы визуполучить?

– Кажется, не меньше двух недель. Но ведь праздники… Атебе обязательно в эти числа?

– Обязательно.

– Почему? Машка, ты что, не одна приедешь?

– Приеду одна! Но…

– У тебя кто-то в Таллине, и я про это не знаю? –возмущенно закричала Марта.

– Нет, просто он поедет в Таллин в командировку, а ясделаю ему сюрприз.

– Гениально! Маш, а он кто?

– Приеду, все расскажу, кончай треп. Марта, тыразоришься!

– Да я звоню не из дома, а из одной конторы. Маш, нухоть скажи, он женат?