Нет, это не для меня. Нет! К черту грусть и боль!

Но вот на той же странице маленькое стихотворение, всеговосемь строк:

Странник прошел, опираясь на посох, –

Мне почему-то припомнилась ты.

Едет пролетка на красных колесах –

Мне почему-то припомнилась ты.

Вечером лампу зажгут в коридоре –

Мне непременно припомнишься ты.

Что б ни случилось, на суше, на море

Или на небе, – мне вспомнишься ты.

Боже мой! Сколько раз я читала эти стихи, а сейчас вдругпоняла: это же формула любви! Да, конечно, ведь когда любишь, все тебенапоминает о любимом. Ну, может, не любви формула, а влюбленности? Ах, какаяразница! Все равно хорошо? Всего восемь строк… «О, если бы я только мог, хотя ботчасти, я сочинил бы восемь строк о свойствах страсти…» – писал Пастернак.

Господи, у меня в голове настоящая каша. Любовь, Пастернак,Ходасевич, Макс… Главное, конечно, Макс… Скорее бы он пришел, я так хочу видетьего.

Он такой… Он бабник, шепнул внутренний голос, и к тому желюбимец баб. Ну и что? Ничего, только не очень расслабляйся. Знаешь, есть такиемужики, под взглядом которых расцветает любая женщина от пятнадцати довосьмидесяти пяти. Им все равно, кто перед ними, важно, что женского пола… Да,но я-то все-таки не абы кто, и он явно положил на меня глаз, к тому же у нас сним эта… как ее… сексуальная совместимость.

Это тоже чего-то стоит. Но может, для женщины это так важно,а для мужчины не очень? Черт, я не слишком сильна в этом вопросе. Жалко Ингинет в Москве, она бы мне все объяснила… Но не звонить же ей в Прагу с такимиразговорчиками. Она решит, что я спятила.

Между прочим, если он бабник, опять шепнул внутренний голос,то надо быть осторожнее, сейчас ведь свирепствует СПИД… Да что тебе лезет вголову, дура?

Кстати, не похож он на бабника, ухватки не те… А что онженщинам нравится, так он же не виноват…

Едва раздался сигнал домофона, как все мысли вылетели изголовы. Я бросилась открывать, попутно заглянув в зеркало, и осталась вполнедовольна своим видом. Потом прильнула к глазку. Где же он? Этот дурацкий лифттащится, как черепаха! О, вот он. С цветами!

– Маша, наконец-то! – выдохнул он еще напороге. – Вот, ты же любишь цветы.

– Спасибо, очень… Их нельзя сразу разворачивать, наулице холодно, – бормотала я, сжимая в руках завернутый в бумагубукет. – Это что?

– Белые лилии. Да положи их, дай я тебя поцелую, я такдолго ждал.

– Макс, ты не голоден? – сочла своим долгомосведомиться я.

– Нет, нет, я… Я не голоден, но я изголодался. Маша,Машенька!

Короче говоря, о лилиях я вспомнила часа через два.

– Ой, Макс, а цветы! – закричала я, высвобождаясьиз его уже расслабленных объятий. К счастью, с лилиями ничего не случилось, япоставила их в большую стеклянную вазу и принесла в спальню. – Смотри,Макс, какая красота. А запах какой!

– Машка, хватит ботаники, иди ко мне, – позвалон. – Я ревную!

– К цветам?

– Ко всему свету. К твоему прошлому… и даже к будущему.

– Ты такой ревнивый?

– То-то и оно, что никогда не был ревнивым. А сейчаспросто с ума схожу…

– Ревнуй меня, Макс, пожалуйста, ревнуй, мне этонравится.

– Нравится? – засмеялся он. – Ты странная,удивительная женщина…

– И со мной происходят странные, удивительныевещи, – сказала я. – Что ты имеешь в виду?

Я поведала ему историю про таинственного незнакомца.

– Ты действительно ничего не помнишь?

– Ничего! Совсем! До сих пор теряюсь в догадках.

– Загадочная история! И ты ничего не предприняла?

– Сменила замки! А что еще я могла? Я все надеюсь, чтоон как-то проявится.

– Знаешь, я думаю, если это чья-то шутка, то она должнапроясниться в Новый год. Ты дома встречаешь?

– Да.

В самой глубине души у меня теплилась даже не надежда, акрохотулечная надеждочка, что он захочет провести Новый год со мной, но отэтого вопроса надеждочка сразу издохла, не издав даже предсмертного хрипа.Внутренний голос напомнил: дура, корова, он же семейный человек.

– А с кем ты будешь встречать? – поинтересовалсяон..

– С тетушкой, с племянницей и братом.

– Значит, я могу быть спокоен и не умирать от ревности?

Мужская логика. Он может не умирать от ревности, а я должнаот нее известись? Хотя ревновать его к жене довольно глупо. Но что я могу ссобой поделать?

– Знаешь что, давай ровно в двенадцать вспомним друг одруге и мысленно чокнемся. Согласна?

– Согласна, – подавив тяжелый вздох, с легкойулыбкой ответила я. – Но разве мы до Нового года уже не увидимся?

– Увы! Завтра и послезавтра работы невпроворот, атридцатого у нас на работе новогодний вечер. Не пойти я не могу…

Я хотела спросить, когда же мы теперь увидимся, новнутренний голос повелел: молчи, дура, и не вздумай проявлять инициативу. Онтебя ревнует, и прекрасно.

Пусть помучается.

– Маша, ты расстроилась? – осторожно осведомилсяон.

– Расстроилась? С какой это стати? У меня сейчас кромеработы дел выше головы. Пятнадцатого я должна сдать книгу, хоть тресни. Апотом…

– Что потом?

– Не знаю, может, поеду куда-нибудь отдохнуть нанедельку. Правда, мой работодатель обещал мне еще что-то подкинуть…

– Ты была когда-нибудь в Таллине? – спросил онвдруг.

– Сколько раз! А что?

– Да мне предстоит поехать туда на Европейскую выставкутелеоборудования. Хороший город?

– Не то слово! Дивный! Ты получишь такое удовольствие!Я бы тоже поехала, у меня там близкая подруга есть…

– Да, это было бы изумительно, поехать вместе, –мечтательно произнес он, – но, к сожалению, ничего не выйдет.

– Почему?

– Я поеду туда всего на три дня. И притом не один, а сколлегами. Это неудобно.

– Ты меня не понял, я вовсе не собиралась ехать туда стобой! Просто ты упомянул про Таллин, и я вспомнила, что давно там не была, невидела подругу, а на твою свободу и не думала посягать!

– Маша, Маша, ты обиделась? Не надо, милая моя, япросто ужасно занятой человек… Но мы рано или поздно непременно куда-нибудьпоедем вместе и не на три дня, а хотя бы на недельку, куда-нибудь к тепломуморю, в Египет, например…