Вот уже десять дней выслеживали мы крупныхантилоп-куду, а я еще ни разу не видел взрослого самца. Оставалось всего тридня, потому что с юга, из Родезии, надвигались дожди, и, чтобы не застрятьздесь, мы должны были доехать, по крайней мере, до Хандени, прежде чем ониначнутся. Мы назначили себе крайний срок – 17 февраля. По утрам проходило неменее часа, прежде чем хмурое, взъерошенное небо очищалось от туч, и мы ощущалинеуклонное приближение дождей так явственно, словно чья-то невидимая рукаотмечала их путь на синоптической карте.

Погоня за зверем, на которого ты давно истрастно мечтаешь поохотиться, хороша, когда впереди много времени и каждыйвечер после состязания в хитрости и ловкости возвращаешься хоть и ни с чем, нов приятном возбуждении, зная, что это только начало, что удача еще улыбнетсятебе и желанная цель будет достигнута. Иное дело, когда времени в обрез, и еслисейчас не убьешь куду, то, быть может, никогда не убьешь его, а то и не увидишьни разу. Нет, это уже не охота! Тут охотник оказывается в положении тех юношей,которых родители посылают на два года в Париж, чтобы за это время они сталиизвестными писателями или художниками, в случае же неудачи они бывают вынужденывернуться домой и заняться тем же, чем их отцы. Настоящий охотник бродит сружьем, пока он жив и пока на земле не перевелись звери, так же как настоящийхудожник рисует, пока он жив и на земле есть краски и холст, а настоящийписатель пишет, пока он может писать, пока есть карандаши, бумага, чернила ипока у него есть о чем писать, – иначе он дурак и сам это знает. Но сейчасвремя года было неподходящее, да и денег у нас оставалось мало, так чтозанятие, которое могло бы доставлять мне каждый день массу удовольствиянезависимо от результатов, обращалось в то, что в жизни всегонеприятнее, – необходимость делать что-либо наспех, в немыслимо короткийсрок. Я встал за два часа до рассвета, помня, что у меня в запасе всего тридня, и теперь, около полудня, подъезжая к лагерю, уже изрядно нервничал. А тампод тентом сидел Кандиский в своих тирольских штанах и оживленно болтал. Яуспел совершенно забыть о нем.

– Хэлло! Хэлло! – приветствовал онменя. – Не было удачи? Ничего не вышло? Где же куду?

– Фыркнул разок и удрал, – ответиля. – Добрый день, дорогая!

Жена улыбнулась. Она все время тревожилась заменя. Она и Джексон, которого мы называли «Старик», с рассвета напряженноприслушивались, ожидая моего выстрела. Прислушивались даже после того, какприехал гость; прислушивались, когда писали письма, когда читали, и все время,пока Кандиский болтал.

– И вы его не убили?

– Нет. Он больше не показывался.

Я заметил, что Старик тоже встревожен имрачен. Видно, гость был не из молчаливых.

– Выпейте пива, полковник, –обратился он ко мне.

– Мы спугнули одного, – продолжаля. – Стрелять было нельзя. Там уйма следов. Но мы ждали напрасно. Ветермешал. Спросите у проводников, если не верите.

– Я уже говорил полковникуФилипсу, – вмешался Кандиский, приподняв со стула свой обтянутый кожанымиштанами зад и закидывая одну голую волосатую ногу на другую, – нельзя вамздесь задерживаться! Поймите, надвигаются дожди. Когда они начнутся, местностьстанет непроходимой на двенадцать миль вокруг. Это безумие.

– Да, он говорил это, – подтвердилСтарик. – Кстати, – это относилось к Кандискому, – называйтеменя просто мистер Филипс. Военные звания у нас в ходу вместо прозвищ. Если высами полковник, не обижайтесь на нас. – Затем Старик повернулся комне. – Плюньте на солонцы. Перестаньте туда ездить, и вы добудете куду вдва счета.

– Конечно, эти солонцы – однаморока, – согласился я. – Все кажется, что вот-вот подвернетсяудобный случай.

– Попытайте счастья на холмах.

– Ладно, попробую.

– В конце концов, на что вам убиватькуду? – спросил Кандиский. – Не принимайте этого так близко к сердцу.Велика важность! За год можно настрелять штук двадцать.

– Об этом, пожалуй, лучше не заикаться вохотничьей инспекции, – заметил Старик.

– Вы меня не поняли, – возразилКандиский. – Я говорю только, что это возможно. Но, разумеется, никто незахочет сделать такое.

– Да, конечно, – согласилсяСтарик. – В стране куду это нетрудно: чаще всего здесь встречаются крупныеантилопы именно этой породы. Но когда они нужны, их нет.

– А я вот не признаю охоты, – сказалКандиский. – Почему бы вам не поинтересоваться лучше туземцами?

– Мы ими интересуемся, – заверилаего моя жена.

– Право же, они прелюбопытный народ! Вотпослушайте… – И Кандиский начал что-то ей рассказывать.

– Знаете, в чем беда? Когда я охочусь нахолмах, меня мучает мысль, что эти твари внизу, на солонце, – сказал яСтарику. – Самки сейчас в холмах, но самцы вряд ли с ними. Приходишь насолонец вечером и видишь следы! Они были на этом треклятом месте! По-моему, ониходят туда во всякое время дня.

– Возможно.

– Я уверен, что там попадаются все новыесамцы. Вероятно, они приходят на солонец раз в несколько дней. Некоторые,безусловно, уже пуганые: ведь Карл убил одного. Если бы он хоть уложил его спервого выстрела, а не гонялся за ним по всей округе! Бог мой, хоть бы раз онуложил зверя с первого выстрела! Ну, да ничего, придут другие куду. Остаетсятолько ждать: не могли же все они пронюхать о нас. А все-таки Карл здоровоиспортил нам охоту здесь.

– Он всегда так волнуется, – заметилСтарик. – Но он славный малый. Помните, как ловко он уложил леопарда?Лучшего выстрела и желать нельзя. Подождем, пусть антилопы успокоятся.

– Правильно. Я на него и не сержусь.

– А не засесть ли вам у солонца на весьдень?

– Ветер, черт бы его побрал, началкружить и разнес наш запах во все стороны. Что толку теперь там сидеть? Развечто наступит затишье. Сегодня Абдулла захватил ведро золы.

– Да, я видел.

– Подобрались мы к солонцу, там ниветерка, и уже совсем рассвело – можно было стрелять. Абдулла все времяподбрасывал золу, проверял, нет ли ветра. Я велел туземцам остановиться ивдвоем с Абдуллой двинулся вперед. Мы шли очень тихо. На мне были башмаки навойлочной подошве, а почва там черная и рыхлая. Но все-таки мы спугнули этогопроклятущего куду уже в пятидесяти шагах.

– А уши у куду вам ни разу не удалосьразглядеть?

– Уши? Если бы мне удалось разглядеть ушикакой-нибудь из этих подлых тварей, она была бы уже освежевана.