– Утром попробую. Сейчас, когда он припоследнем издыхании, страшно гнать его дальше. Это он из ненависти ко мне решилсовсем испустить дух. Хотя я его тоже ненавижу. Но если я умру, он от этого нерасстроится.

– Хотите выпить? – Я протянул емубутылку. – Моя фамилия Хемингуэй.

– Кандиский, – сказал он ипоклонился. – Хемингуэй – я где-то слышал это имя. Но где? Где я егослышал? А-а! Dichter. Есть такой поэт – Хемингуэй. Знаете?

– Где вы его читали?

– В «Квершнитте».

– Да, это я. – Мне польстили егослова. «Квершнитт» – немецкий журнал, поместивший несколько моих довольно-такипохабных стихотворений и один большой рассказ задолго до того, как мне удалосьпродать что-либо в Америке.

– Вот странно! – сказал человек втирольской шляпе. – Слушайте, а какого вы мнения о Рингельнаце?

– Великолепно пишет.

– Так. Рингельнац вам нравится.Прекрасно. А что вы скажете о Генрихе Манне?

– Плохой писатель.

– Вы так думаете?

– Во всяком случае, читать его я не всостоянии.

– Плохой, плохой писатель. Я вижу, у насс вами вкусы сходятся. Что вы здесь делаете?

– Охочусь.

– Неужели слоновая кость?

– Нет. Куду.

– И чего это люди охотятся на куду? Вотвы интеллигентный человек, поэт – и стреляете куду!

– Мне пока еще ни одного не удалосьподстрелить, – сказал я. – Но мы десятый день за ними гоняемся. И сегоднянам повезло бы, если б не ваш грузовик.

– Мой злосчастный грузовик! Нет,охотиться надо не меньше года. К концу этого срока вы всего настреляете и навас нападет раскаяние. Охота на какого-нибудь одного зверя – нелепость. Зачемвам это?

– Мне так нравится.

– Ну, если нравится! Скажите мнеоткровенно, как вы относитесь к Рильке?

– Я читал только одну его вещь.

– Какую?

– "Корнет".

– Ну и как, понравилось?

– Да.

– А меня она раздражает. Снобизмчистейшей воды. Валери – да. Валери я понимаю, хотя у него снобизма тоже хотьотбавляй. Значит, слонов вы не убиваете – и то хорошо.

– Я бы убил какого побольше.

– А как побольше?

– Так, чтобы бивни потянули фунтов насемьдесят. Но поменьше тоже годится.

– Я вижу, мы не во всем с вами сходимся.Но как приятно познакомиться с представителем блестящей плеяды прежнего«Квершнитта». Расскажите о Джойсе – какой он? Купить «Улисса» я не мог –слишком дорого. Синклер Льюис – чепуха. Его книги я покупал. Нет, нет! Вы лучшезавтра мне все расскажете. Ничего, если я остановлюсь где-нибудь поближе к вам?Вы с друзьями? Белый охотник при вас есть?

– С женой. Мы будем очень рады. Да, одинбелый охотник.

– Почему же он сейчас не с вами?.

– Он считает, что на куду надо охотитьсяв одиночку.

– На них лучше совсем не охотиться. Кто он?Англичанин?

– Да.

– Самый что ни на есть?..

– Нет. Очень милый. Он вам понравится.

– Ну, поезжайте. Я и так вас задержал.Может, завтра увидимся. Все-таки это очень странно, что мы с вами встретилисьздесь.

– Да, – сказал я. –Посоветуйтесь с нашим механиком. Все, что от нас зависит, сделаем.

– Всего хорошего, – сказалон. – Счастливого пути.

– Всего хорошего, – сказал я.

Мы поехали дальше, и я увидел, как он пошел ккостру, махая туземцам рукой. Я не спросил его, зачем ему понадобилось двадцатьтуземцев и куда он едет. Собственно говоря, я ни о чем его не расспрашивал.Расспрашивать людей – не в моих привычках, а в тех местах, где я рос, этосчитается невежливым. Но здесь белые не встречались нам уже недели две, с техсамых пор, как мы выехали из Бабати к югу, и вдруг столкнуться с такимчеловеком на дороге, где обычно встречаешь только переселенцев из голодных местда разве какого-нибудь индийского торговца, и чтобы этот белый в тирольскомкостюме, ни дать ни взять карикатура Бенчли, знал твое имя, назвал тебя поэтом,читал «Квершнитт», восхищался Иоахимом Рингельнацем и завел с тобой разговор оРильке, – это была чистейшая фантастика. И вот в довершение этойфантастики автомобильные фары освещают впереди на дороге три высокие коническиедымящиеся кучи. Я велел Камау остановиться, и, резко затормозив, мы чуть ненаехали на них. Они были в два-три фута вышиной, я тронул одну – она была ещетеплая.

– Тембо, – сказал М`Кола.

Это был помет слонов, которые только чтопересекли здесь дорогу, и в холодном вечернем воздухе от куч шел пар. Черезнесколько минут мы подъехали к лагерю.

А наутро я встал еще до зари и поехал надругой солонец. Пробираясь меж деревьев, мы увидели самца куду: с лаем, оченьпохожим на собачий, но более высоким и гортанным, он кинулся прочь, сначалабесшумно, а потом, когда отбежал подальше, – с треском ломая кусты, ибольше мы его не видели. Нечего было и мечтать подойти к солонцу незаметно.Деревья обступали его со всех сторон, и тут уж сами животные как бы оказывалисьв засаде, а охотник вынужден был подбираться к ним по открытому месту. Пришлосьбы красться в одиночку, ползком, да и то дальше чем с двадцати шагов стрелятьбыло нельзя – мешали густые ветви.

Конечно, за кордоном деревьев место дляукрытия превосходное – ведь куду, чтобы выйти на солонец, должны пройти пооткрытой прогалине добрых двадцать пять ярдов. Но мы проторчали там доодиннадцати, – и никакого толку. Мы тщательно разровняли ногами землювокруг солонца, чтобы назавтра сразу увидеть свежие следы, и вернулись на дорогу,до которой было около двух миль. Горький опыт научил антилоп приходить насолонец только ночью и покидать его до рассвета. Один самец замешкался, ноутром мы спугнули его, что лишь осложнило дело.