Из кармана она достала аптечный пузыректемно-коричневого стекла. Этикетка была отмыта, но плохо: даже угадывалисьпервые буквы: «На…» Ловко открутила пробку, подставила пузырек под Наташинмизинец, встряхнула. Капля сорвалась внутрь пузырька.

— Некоторые считают, — удовлетвореннопроизнесла ворожея, — что чем больше крови в привороте — тем сильнее он будет.Неправда. Кровь необходима качественно, но совершенно не важна количественно…

Ведунья открыла холодильник. Досталапятидесятиграммовую бутылочку водки «Привет». Наташа вспомнила, что ее шоферкак-то называл такие «реаниматорами»…

Несколько капель водки ушло на клочок ватки,которой Наташа послушно залепила палец. Бутылочку ведунья протянула Наташе.

— Будешь?

Почему-то Наташе живо представилосьпробуждение завтра утром — где-нибудь на другой конце города, обобранной,изнасилованной, и ничего не помнящей о происшедшем. Она замотала головой.

— Ну я выпью, — Дарья поднесла «реаниматор» корту, и одним глотком всосала водку. — Так оно лучше… работается. А ты… ты зряменя боишься. Не разбоем живу.

Несколько остававшихся в бутылке капель тожеушли в пузырек с приворотным зельем. Потом, не стесняясь любопытного взглядаНаташи, ведунья добавила туда — соль, сахар, горячую воду из чайника и какой-топорошок с сильным запахом ванили.

— Это что? — спросила Наташа.

— У тебя насморк? Ваниль это.

Ведунья протянула ей пузырек.

— Держи.

— И все?

— Все. Напоишь мужа. Сумеешь? Можно в чайвылить, можно в водку — но это нежелательно.

— А где тут… волшебство?

— Какое волшебство?

Наташа вновь почувствовала себя дурой.Сказала, почти срываясь на крик:

— Тут капля моей крови, капля водки, сахар,соль и ваниль!

— И вода, — добавила Дарья. Уперла руки вбока. Иронически посмотрела на Наташу: — А ты чего хотела? Сушеный глаз жабы?Яйца иволги? Или мне туда высморкаться? Тебе что нужно — ингредиенты, или эффект?

Наташа молчала, ошеломленная этой атакой. АДарья, уже не скрывая насмешки, продолжала:

— Милая ты моя… да если бы я хотелавпечатление на тебя произвести — произвела бы. Не сомневайся. Важно не то, чтов пузырьке, важно — кто делал. Не бойся, иди домой, и пои мужа. Зайдет он еще ктебе?

— Да… вечером, звонил, что вещи забереткое-какие… — пробормотала она.

— Пусть забирает, только чайком его напои.Завтра обратно вещички потащит. Если пустишь, конечно, — Дарья усмехнулась. —Ну что ж… последнее осталось. Берешь на себя тот грех?

— Беру, — Наташа вдруг поняла, что уже неможет с полным основанием посмеяться над сказанным. Что-то здесь было несмешно. Уж слишком серьезно обещала ворожея. И если завтра и впрямь вернетсямуж…

— Твое слово, мое дело… — Дарья медленноразвела руки. Заговорила скороговоркой: — Красная вода, чужая беда, да гнилоесемя, да лихое племя…Что было — того нет, чего не было — не будет… Вернись вникуда, растворились без следа, по моей воле, по моему слову…

Ее голос упал до нечленораздельного шепота.Минуту ворожея шевелила губами. Потом с силой хлопнула ладонями.

Видимо, разыгралось воображение — Наташепоказалось, что по кухне пронесся порыв ледяного ветра. Зачастило сердце, кожапошла мурашками.

Дарья тряхнула головой, посмотрела на Наташу,кивнула:

— Все. Иди, милая. Иди домой, дочка, жди мужа.

Наташа встала. Спросила:

— А что… когда мне…

— Как понесешь — сама про меня вспомнишь.Ждать буду три месяца… а если не дождусь — не обессудь.

Наташа кивнула. Сглотнула возникший в горлекомок. Почему-то сейчас она твердо верила во все, обещанное знахаркой… и приэтом до боли ясно понимала, что через три месяца, если и впрямь все получится,ей будет нестерпимо жалко отдавать деньги. Появится искушение списать все насовпадение… ну не отдавать же пять тысяч долларов этой грязной шарлатанке?

И в то же время она понимала — отдаст. Можетбыть, до последнего дня протянет, но принесет.

Потому что будет помнить этот легкий хлопокнеухоженных ладоней, и эту волну холода, внезапно распространившуюся по кухне.

— Иди, — с легким напором повторила ворожея. —Мне еще ужин готовить, в квартире убираться. Давай, давай…

Наташа вышла в темную прихожую, с облегчениемскинула тапочки и надела туфли. Колготки, кажется, выдержали… надо же, и ненадеялась…

Она посмотрела на ворожею, пытаясь найтикакие-то слова — поблагодарить, уточнить, может быть даже — пошутить, еслиполучится, конечно…

Но Дарье было не до нее. Глаза ворожеиокруглились, она смотрела прямо в запертую дверь, слабо водила перед собойруками, и шептала:

— Кто… кто… кто?

А в следующий миг дверь за спиной Наташи сгрохотом распахнулась. Прихожая враз оказалась заполненной людьми: двое мужчинкрепко держали ворожею за руки, еще один быстрым шагом прошел на кухню — неоглядываясь, видимо хорошо знал планировку. Рядом с Наташей оказалась молодаячерноволосая девушка. Все мужчины были одеты просто, и как-то нарочитонеприметно: шорты, в которых по случаю невиданной жары ходило девяностопроцентов мужского населения Москвы, футболки. У Наташи вдруг мелькнуланеожиданная и пугающая мысль, что сейчас такая одежда — нечто вроде неброскихсерых костюмов работников спецслужб.

— Как нехорошо, — осуждающе сказала девушка,глядя на Наташу и качая головой. — Как гнусно, Наталья Алексеевна.

В отличии от мужчин она была в темных джинсахи джинсовой куртке. На шее поблескивал кулон на серебряной цепочке, на пальцах— несколько массивных серебряных колец: вычурных, фигурных, с головами драконови тигров, переплетающимися змеями, какими-то странными, похожими на буквынеизвестного алфавита, узорами.

— О чем вы… — упавшим голосом спросила Наташа.

Вместо ответа девушка молча расстегнула еесумочку, достала пузырек. Поднесла Наташе к самым глазам. И вновь укоризненнопокачала головой.

— Есть! — крикнул с кухни ушедший туда парень.— Все налицо, ребята. Один из державших ворожею вздохнул, и каким-то скучнымголосом произнес: