своего статуса, изгнан из столицы вместе с семейством, и вряд ли когда-нибудь вернется. А что касается мыслей феечки о тебе, то они не так важны, как ее поведение. Она же врать не умеет совсем. Ты бы видел, как она плакала, когда рисунки у тебя в комнате пересматривала и портреты свои нашла!

— Портреты?! — поперхнулся остатками чая Гелиос. — И тот, где она из купальни выходит, в полотенце заворачиваясь, тоже?..

И снова густо покраснел.

— И этот тоже, — многозначительно усмехнулась Кира. — И даже когда поняла, с какой березы ты за ней подглядывал, превращаясь в птицу, не орала «Убью поганца!». А потом все рисунки твои домой забрала, даже кусты у входа в крепость и Беськин портрет, зато к драгоценным камням не притронулась. По-моему, это о многом уже говорит.

— Напишу, — решился Гелиос, садясь на постели и кряхтя от боли в ноге. Бестия тут же соскочила на деревянный пол и удрала из беседки охотиться за птицами.

— Вот и славно, — и валькирия встала. — А мы с Раджаном пока за шкатулками домой к его родителям сходим.

— А я вздремну после обеда, — широко зевнул Свен. — Может, смилостивится земная матушка, и пошлет мне к вечеру девицу красивую с чаркой хмельного меда в руках, а не с иглой дрянной, через которую в седалище лекарства человеческие вводят. Придумают же пакость!..

Оставшись один, рыжий долго сидел в задумчивости над листом бумаги. Слова все никак не складывались в нужные строчки. Заговаривать зубы девкам он умел отлично, но сейчас понимал — с Июлией подобным образом поступать нельзя. Ничего путного не насочиняв, Гелиос машинально принялся чертить карандашом по белой поверхности, и так увлекся, что очнулся, когда солнце начало клониться к закату. Услышав голоса друзей, он торопливо спрятал законченный рисунок под подушку и сделал вид, что до сих пор увлечен составлением послания.

Кира принесла две большие и очень старые лакированные шкатулки с потрескавшимися крышками и сказала, что ей нужно на Землю, но пообещала передать весточку сегодня же. И тогда Гелиос накарябал на клочке бумаги несколько высокопарных фраз, за которые наверняка отец бы его похвалил, сунул писульку в рисунок, свернутый в трубочку, и вложил его в одну из шкатулок. Вторую он спрятал под одеяло.

— Я тут поговорил с Хельгой, зайди к ней перед уходом, забери еще кое-что, — попросил Гелиос, надеясь, что полумрак беседки на этот раз скроет его смущение.

Кира в ответ поцеловала его в лоб, пообещала, что все сложится самым лучшим образом, и убежала в лазарет. Оттуда она собиралась открыть портал прямиком на Землю, в родной город.

А рыжему осталось худшее занятие в мире — сидеть и ждать.

* * *

В канцелярии денет и трудоустройства с обеда стоял дым коромыслом, а работа — наоборот, никак не клеилась. Да и зачем она, если до конца смены оставалось меньше часа?

— Красота неописуемая, — ахала пухленькая блондинка Тонечка над огромным букетом цветов, что занял половину стола. — Откуда, говоришь, он взялся?

— Июльке Лисницкой в обед передали, вроде как от ухажера, — фыркнула тоненькая, как тростинка, Леночка, разрезая на другой половине вафельный тортик. — Там еще записка была, на красивой блестящей бумаге. Июлька прочитала и от злости аж покраснела. Разорвала ее на мелкие клочки, схватила букет и к мусорке понесла, я едва успела перехватить! Ты рехнулась, говорю, такую красоту выбрасывать? Мужик, небось, старался, деньги тратил. А она зыркнула с яростью, а потом скривилась: «Забирай себе. И мужика, если хочешь, забирай, могу познакомить попозже. А мне подобные и даром не нужны».

— У нее ухажеров так много, чтобы харчами перебирать? — удивилась старший счетовод Екатерина Андреевна. — Кроме Кольки Смирнова я ни одного не наблюдала. И тот через год обиделся, что она его к себе не подпустила, и гадости в ее адрес стал языком поганым трепать, особенно после скандала с взятками и липовыми соглашениями. Июлия — девочка строгая, жуликоватости и паскудства не допускает. Может, и цветы такой же ухарь прислал?

— Может, — кивнула Леночка. — Она еще добавила, мол, все мужики одинаковы — выкатывают список требований размером с вагон, за отношения без обязательств.

— Это верно, — с тоской поддакнула Тонечка, двигаясь поближе к тортику. — Ты ему и готовь, и убирай, и красивая с утра до ночи будь, а он потом друзьям при встрече скажет, что ты просто знакомая. С другой стороны, кавалер явно богатый, раз на такой букет расщедрился. Потерпела бы годик-другой. Хочет женской ласки и красавицу рядом — пусть платит!

Букет действительно был хорош. Двадцать пять крупных бордовых роз с оранжевой каемкой, перевязанные золотой лентой. И пахли они почему-то малиной, кисло-сладкий всплеск аромата ощущался даже на языке. Тоня с Леной с удовольствием посматривали на восхитительные цветы, уже предвкушая, как будут делить их перед уходом домой.

— Когда завянут, не забудьте бутоны срезать и стебельки мне принести, — наставляла молодежь опытная в огородных делах Екатерина Андреевна. — Попробую прорастить. Эх, хорошо с вами сидеть, но некогда, работе конца-края не видно. Все документы теперь переделывать на прежний лад, хорошо, печати старые сохранила, как чуяла.

— А вам не страшно? — поежилась Леночка. — Как жить дальше-то? Мне мама говорила, что у китайцев проклятие было: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!» Потому что, если власть сменяется, начинаются репрессии и грабежи с убийствами…

— Тю, — отмахнулась Екатерина Андреевна. — Девоньки, я четыре варианта власти застала, начиная с коммунистов. Те же яблочки, только в профиль. Все они одинаковы, на словах ведут нас к лучшей жизни и радеют за каждого, да только света в конце тоннеля по-прежнему не видать. Не трусьте, счастья на ваш век хватит, а спокойствие — она как чудо-юдо, его в мире и вовсе не существует.

Хлопнула дверь кабинета, и на пороге появилась четвертая сотрудница канцелярии, чернявая и подвижная, как ртуть, Тамарка.

— Физкульт-привет, обжоры, — с порога завопила она. — Я с радостными новостями — завод на западной окраине ремонтировать не надо, он сам собой восстановился, все линии в целости и сохранности. Так что свободные средства можно тратить на ремонт офисного здания. А еще у нас премия в этом месяце снова двойная.

Вторую новость встретили гораздо радостнее первой.

Тамарка швырнула на свой стол тяжелую папку с бумагами, плюхнулась на диванчик и задрала вверх лаковые сапожки на каблучках.

— Ноги болят, мрак! Отвыкла я от красивых, но неудобных шмоток за десять лет. Надо машину купить попозже, говорят, их снова начали производить. Кто-нибудь из богатеев наших с четвертого этажа раскошелится, а старенькую на продажу выставит. Как бы