это одноклассники Илониной дочки, они к Нине Константиновне ходят заниматься, а потом гулять ее вывозят. Нормальные ребята, Гриша и Леша. Вы бы поговорили с ними хоть раз, прежде чем ругаться! Она им математику с литературой подтягивает, а сама духом воспряла от осознания собственной нужности и присутствия детей рядом. Вот-вот встанет на ноги и в общее отделение жить переедет. Разве это не хорошо?

Евгений Валентинович прошелся по кабинету и взглянул в окно. Внизу рабочие клали тротуарную плитку, с грустью посматривая в безоблачное небо, не обещавшее дождя, что освободил бы их от труда. Приглашенный садовник заканчивал подстригать кусты. По соседству с ним возились со свежекупленными саженцами роз местные бабульки.

— Да, и от «Соколов» отстаньте, убедительно вас прошу. Они наше учреждение под опеку взяли через пару дней, как ребят вернули. Приезжал мужик седой, их начальник, глянул на недоделанный ремонт во дворе и облупившиеся стены, и тут же попросил телефон и позвонил в банк, чтобы нам деньги перевели. Шутка ли, почти полмиллиона на хознужды получили, из внебюджетных источников! Сейчас и дорожки отремонтируем, и цветами весь двор засадим, и коляски новые для прогулок купим.

— А вам не страшно с этим мужиком общаться? — поежилась главная целительница. — Он в первый раз как взглянул на меня, так душа чуть в пятки не ушла. Злой у него глаз, волчий, порчу наведет еще. И что это за угрозы, мол, узнаю, что воруете — руки отрублю?!

— Не бывает дурных глаз, это предрассудки, — устало махнул рукой Евгений Валентинович. — Надоело с вами спорить, честное слово. Вы воровать, что ли, собираетесь? Нет? Вот и я не собираюсь. С чего тогда нам переживать? Пусть хоть на ушах посреди двора стоят, лишь бы и дальше помогали. Идите уже работать.

Женьку он нашел внизу. Девушка явно куда-то спешила, торопливо расчесывая волосы перед зеркалом в фойе.

— Красавица моя, ты далеко собралась? — ласково спросил он. — А у Илоны Владимировны кто цветы польет в кабинете?

— Ой, забыла! — ахнула воспитанница, подпрыгнув на месте. Расческа со звоном упала на пол. — Сейчас полью! А потом убегу до вечера, вы меня не теряйте!

— Куда ты? — удивился Евгений Валентинович, оглядывая девчонку. Сегодня она была в новых джинсах, явно недешевых, и широкой клетчатой рубашке.

— А я ж это, на работу устроилась! — похвасталась Женька, поправляя челку. — К Генке безногому в мастерскую. Там сын его командует, который потерялся три года назад, а теперь нашелся. Я им отвертки да ключи гаечные подаю, инструменты некоторые на вызова ношу, с уборкой помогаю. Они добрые, и платят хорошо, и кормят вкусно, не жадничают!

— Ну, коли так… — замялся заместитель директора.

Сына старого Геннадия он видел, когда тот приходил забирать из комнаты вещи отца. Здоровый, рыжий и бородатый, но простой и не кичливый в обращении. Может, и вправду Женьку там не обидят. А девчонка около доброжелательно настроенных людей потрется, к обществу адаптируется и, глядишь, когда-нибудь нормальную работу себе найдет, с полным соцпакетом.

— Тогда беги, — кивнул Евгений Владимирович. — Только еще хотел попросить, не дразни ты Ксению! Я понимаю, она кикимора злобная, но ты-то будь умнее!

— Кикиморы добрые, — лукаво посмотрела на него Женька. — Она эта… белобрысая!

И с хохотом убежала наверх, поливать цветы. Евгений Владимирович посмотрел ей вслед и с недоумением пожал плечами.

* * *

Город за десять лет изменился. Вдоль улиц тянулись старые обшарпанные здания с полупустыми магазинами на первых этажах, окна кое-где до сих пор были заколочены досками. Зато радовали взгляд многочисленные скверы и парки, в которых играли дети. И — веяние новейших времен — машины, продающие кофе на вынос, стояли теперь на всех центральных площадях.

— Хорошо у нас, спокойно, — рассказывал пожилой таксист, посматривая на симпатичную пассажирку в зеркало заднего вида. — Больше не лезут ни в тарелки, ни под одеяло, не поучают, как нам жить, где спать и чем питаться. Я вот машину восстановил, работаю. Поначалу боялся, что бандитов расплодится, как крыс, убьют еще за лишнюю копейку, но ничо, приезжие нам помогают, что соколами называются. Хорошие мужики, порядочные, в каждом районном участке Полиции нравов их патрули базируются. И чуть что — на помощь бегут. Моему соседу, пьянице и драчуну, в последний раз всего пару слов сказали на ухо, он аж похолодел. А утром, не поверите, кодироваться от алкоголизма побежал!

Женщина старательно кивала в ответ, делая вид, что слушает. А сама не сводила взгляд с пролетающих мимо домов.

— Вот! — наконец, указала она. — Я правильно помню, тут десять лет назад был магазин, где продавали детские игрушки?

— Он самый, — кивнул таксист. — Вы здесь раньше жили?

— Заходила в гости, — чуть улыбнулась пассажирка, но глаза ее оставались тревожными.

Женщина вышла из машины и направилась по тротуару в обход здания — высокая, статная, одетая в шелковые синие брюки и белую блузку, она словно плыла по растрескавшемуся асфальту, едва цокая каблучками. Высоко поднятая голова, горделивый профиль, пухловатые румяные щечки, тонкий нос, ясные зеленые глаза и темные волосы, завязанные в низкий пучок. Таксист невольно засмотрелся ей вслед.

— Ну, вышагивает, — одобрительно крякнул он. — Чисто лебедушка белая.

Незнакомка не обращала на чужие взгляды никакого внимания, она торопилась, поднимаясь к старой пятиэтажке, стоявшей у самого края большой березовой рощи. Остановившись у одного из палисадников, пестрящего игольчатыми георгинами, она подошла к лавке, на которой сидели две пожилые тетки.

— Здравствуйте, — вежливо кивнула она. — Я ищу Ивана Сергеевича, детского целителя. Вы не знаете, он дома?

Тетки переглянулись и уставились на гостью с подозрением.

— Ребенок, что ли, заболел? — нахмурилась одна, чуть повыше, с высветленными до белизны кудрями, перевязанными кокетливой лентой. — Так он давно уже не лечит, сам сердцем хворает, в чем душа только держится. Не доставали бы вы его лишний раз.

— Не буду, — улыбнулась красавица. — Я сама… врач. Приехала повидаться.

— Опоздала ты, врач, — сжала губы вторая тетка, с неприятным помятым лицом. — Где ж ты раньше была? Он уже и не ходит почти.

— Да что ты пристала, Лушка, — возмутилась первая. — Видно же, человек издалека. Самолеты только с неделю летают, да и опасно передвигаться на них, все прогнившие, небось. И кто ими управляет? Пилоты за десять лет все позабыли! А она рисковала, прилетела.

И повернулась к пришедшей.

— Иван Сергеевич каждый день ходит к краю рощи, там у него дерево свое, говорит, лечит оно. Сидит целыми днями, на ствол облокотившись. Иногда плачет. Эй, ты чего побледнела? Сама только тут реветь не вздумай. Иди к нему, на своем он месте. С погодой