Она выглядела так соблазнительно, что мне в порыве нахлынувшей страсти ужасно захотелось схватить ее, притиснуть к себе изо всех сил и впиться в ее губы поцелуем. Но я постарался не подать вида. Такая вольность в первый вечер нашей встречи наедине отпугнула бы эту чудесную женщину навсегда.

— Да будет Вам! Так можно бесконечно друг перед другом извиняться, если вовремя не остановиться. О, да у Вас уже елка убрана, и стол накрыт по-праздничному. С чего бы это так рано? — искренне удивилась она, войдя в гостиную.

— Я же сказал: сегодня Свят-вечер.

— Разве завтра Рождество? — кокетливо спросила она.

— Вот именно. По католическому календарю завтра Рождество, а сегодня — Свят-вечер. Сочельник.

— Артем Тимофеич — ревностный католик? — спросила она, удивленно подняв брови. Вот уж, никогда бы не подумала.

— Нет, меня еще в младенчестве окрестили в православном храме. Но моя покойная бабушка была католичкой.

Она посерьезнела и на минуту задумалась.

— Да, в самом деле, Серафима Гавриловна говорила как-то, что ее мама была католичкой.

— Вот видите, а я думал, Вы мне не поверите. Предлагаю отпраздновать сначала католическое Рождество, как мой праздник, а через тринадцать дней — Ваше православное. Разве грешно праздновать рождение Христа дважды? — сказал я, жестом предлагая ей сесть за стол.

Она села.

— Праздновать, может быть, и не грешно. Но сейчас рождественский пост и нарушать его очень даже грешно, — аргументировано возразила Мария Юрьевна.

— Не думал, что Вы столь ортодоксальны, дорогая Мария Юрьевна. Ничего, что грешно. Бог простит — он милосерд, — сказал я, открывая бутылку шампанского. — Мы потом покаемся.

— Злоупотреблять милосердием Божиим грешно вдвойне, — сказала она без тени юмора. — Господь за это сурово карает.

— Уверяю Вас, нарушение поста не смертный грех и вполне искупаемый. Кроме того, у католиков сегодня пост заканчивается. У них Рождество. Что ж это получается — все католики грешники? — сказал я, наполняя бокалы.

— Да, именно так. Католики грешники уже потому, что они католики, — с уверенностью ответила Мария Юрьевна.

— Не могу с Вами согласиться. Даже высоких рангов православные священники не отрицают, что католическая церковь тоже благодатная, потому что ведет свое начало от самого Христа. Раньше христианская церковь была единой, а в тысяча пятьдесят четвертом году разногласия между первоиерархами привели к ее расколу на православную и католическую. Лично я отношусь с одинаковым почтением к обеим ветвям христианства. И коль уж сами первосвященники не находят в этом плане общего языка, то мы вправе свободно выбирать, когда поститься и когда праздновать. Предлагаю тост за свободу выбора.

Я поднял бокал в расчете на то, что Мария Юрьевна сделает то же самое, но она свой бокал отодвинула и укоризненно посмотрела мне в глаза.

— Артем Тимофеич, — мягко сказала она, — Вы вообще-то когда-нибудь поститесь?

— Конечно, — солгал я без колебаний.

— Тогда зачем преждевременно прекращать пост? Вам что, трудно выдержать еще тринадцать дней? Вот тогда можно будет и Сочельник отпраздновать. Кстати, ведь Вы меня сегодня приглашали не на католический Сочельник и вообще не к столу. Мы договорились посидеть вдвоем, поговорить о жизни, рассказать друг другу о себе. Я не голодна, а спиртного не употребляю вообще. Так что и впредь не намеревайтесь меня споить.

Любой на моем месте ожидал бы какой угодно реакции, но только не такой. Я ошалело смотрел на нее, надеясь, что она вот-вот кокетливо расхохочется и скажет, что пошутила. Но ее лицо оставалось совершенно серьезным и абсолютно бесстрастным. Чувствовалось, что в своем решении она останется непреклонной. Хотелось резко ответить, что спаивать ее, да и вообще кого бы то ни было, я не намеревался никогда, а слова «посидим» и «поговорим» подразумевают какое-то застолье, хотя бы и скромное. Но из многолетнего опыта общения с женщинами я знал, что ни к чему хорошему такое высказывание не приведет, поэтому постарался взять себя в руки и, стремясь быть предельно вежливым, сказал:

— Что Вы, Мария Юрьевна, я Вас никак не неволю. Просто мне не хотелось вести разговор насухо, без совместного ужина. Моя бабушка в таких случаях говорила: «Без соли, без хлеба — плохая беседа». Хотите, я растоплю камин — посидим в непринужденной обстановке.

Сердце Марии Юрьевны немного смягчилось, ибо на ее лице засияла обезоруживающая улыбка.

— Да зачем нам камин? У Вас в доме и так тепло, — она снова улыбнулась, — хоть Вы и оставляете двери открытыми настежь.

— Ну, хотя бы чайку или кофе, — предложил я.

Она сидела в замешательстве.

— Вы знаете, Артем Тимофеич, я не такая уж аристократка, чтобы фасона ради цедить мелкими глоточками кофе из маленькой чашечки, тем более на ночь глядя. Вкуса кофе я, видимо, не понимаю. А вот от чашки крепкого чая с лимончиком не откажусь.

Я включил телевизор, положил перед нею пульт и отправился на кухню готовить чай. Когда я вернулся с подносом в руках, телевизор был выключен. Мария Юрьевна сидела в мягком кожаном кресле и гладила на коленях мурлычущего Барсика.

— Чай готов — извольте кушать, — процитировал я из старинной шуточной песенки.

Она молча наблюдала, как я ставлю на стол горячий чайник, хрустальную вазочку с миндальным печеньем, тарелочку с лимоном, нарезанным тонкими кружочками, сахарницу, легкие чашки с блюдцами из тонкого китайского фарфора и кладу в них серебряные чайные ложки с ажурными ручками.

— Прошу к столу, — пригласил я ее.

— Спасибо. Сейчас. Только руки помою. На кухне можно?

— Конечно. Там и чистое полотенце есть.

Она осторожно опустила Барсика на пол и пошла мыть руки.

Я всю жизнь пытался понять, почему один и тот же чай, заваренный одинаковым способом, иногда получается вкусный, а иногда — не очень. Но напрасно. И никто ни разу не смог мне этого объяснить, даже очень, на мой взгляд, искусные повара. Хотя сам этот факт мало кто отрицал. В этот раз чай заварился исключительно удачно, и Мария Юрьевна не преминула это подчеркнуть.

— Артем Тимофеич, как Вы завариваете чай, что он у Вас такой вкусный и ароматный? Вы в него что-то добавляете? — спросила она, допивая последний глоток. — Вкуснее Вашего чая я не пила.

— Секрет простой: побольше кладите чая, причем хорошего, — ответил я словами из известного еврейского анекдота.

— И какой же чай Вы покупаете? — поинтересовалась она. — Цейлонский, наверное?

— Совершенно верно, цейлонский. Притом непременно «Earl Grey».

— Странно. Я тоже люблю этот чай, но такой вкусный у меня не получается. Вы, наверное, какое-то магическое слово знаете?

— К сожалению, не знаю. И не верю ни в какие волшебные слова.

— Тогда подскажите, почему это мне не удается?

— Заваривать надо с душой.