Он сделал только шаг, когда за плечо ухватила сильная рука.Обернулся, на него в упор смотрела Ис. Ее черные глаза полыхали гневом. Онаубрала руку, и Рус невольно посмотрел на свое плечо, то ли проверяя, неостались ли следы от тоненьких и непривычно сильных пальцев, то ли не веря, чтоэто она ухватила с такой силой.

– Рус, – сказала она сдавленным голосом, – что стобой? Куда собрался?

– Все, – ответил он мертвым голосом, – солнцезашло…

– Ну и что?

– Солнце зашло, – повторил он хрипло. – Гаданиезакончено.

– Но жизнь не кончена, – возразила она. – Вонвзошла луна! Посмотри, сколько звезд!

Небо жутко и загадочно смотрело мириадами огненных глаз.Звезд высыпало, как никогда, много, холодных и горячих, голубых, синих,красных, даже зеленых. Все небо усеяли звезды, Рус ощутил дрожь, ибо все онимолча и требовательно смотрели только на него.

– Что я могу? – сказал он в отчаянии.

Она загораживала дорогу, он попробовал ее отстранить, но оналишь качнулась и снова встала на дороге. В темных глазах прыгали искры, полицу плясали блики от костров. Ее губы были плотно сжаты, как и кулаки.

– Что я могу? – повторил он подавленно. – Ис, всекончено. Все кончено…

– Нет, – сказала она настойчиво. – Надо драться доконца. Надо выжить… А если не хочешь просто выжить, то где же твой девизумереть красиво? Сейчас никакой красивой смерти не будет. При таком ликованииона пройдет незамеченной. Ты должен что-то делать, Рус!

Он поднял голову. По всему полю полыхали такие костры,словно скифы вознамерились сжечь все деревья, кусты и траву по всему беломусвету, а пламенем хотели поджечь небеса. Песни и пляски гремели всюду, то идело кто-нибудь вскакивал на коня и уносился от восторга в степь, чтобы нетоптать копытами народ.

Ее тонкие руки повернули его, он сопротивлялся нехотя,подталкивали в спину. Он сам ощутил, как шаги его становятся шире. Когда воранжево-красном пламени костров блеснули белые камни ограды, он перемахнул сразбега, пробежал до жертвенного камня, оглянулся.

Ис осталась по ту сторону камней. Женщинам не дозволеновходить в капище, но и на таком расстоянии он чувствовал ее любовь, ееболь и тревогу. Бледное лицо было повернуто к нему, а ладони она в немой мольбеи требовании прижала к груди. Вместо глаз он видел только темные впадинына ее лице, но чувствовал, как она следит за каждым его движением.

Стыд и гнев нахлынули с такой мощью, что голова едва невзорвалась от прилива крови. Не помня себя он подхватил с колоды свою боевуюпалицу, довольно лежать и выпрашивать, вспрыгнул на камень, подошвы чавкнули впролитой крови жертв.

– Это я, Рус! – вскрикнул он люто.

Страшный нечеловеческий крик пронесся над долиной, разметалвысокое пламя костров, заставил коней прижать боязливо уши, а каждый из людейвздрогнул, ощутив присутствие мощи, что выше людской. Все видели, как в самойсередине капища, стоя на жертвенном камне, человек в звериной шкуре вскинулруку с зажатой в ладони рукоятью палицы. Подсвеченный снизу багровым пламенемкостра, он сам казался богом огня, свирепым и залитым огненной кровью.

Разом стихли песни, умолк топот. Все остолбенело смотрели нанего, начали приближаться, как зачарованные взглядом змеи жабы. Остановилисьвокруг белой ограды из камней, Рус видел одинаковые бледные лица с пляшущими наних красными бликами.

– Я – Рус! – повторил он мощно, но в груди былихолод и отчаяние. – Я ваш сын, боги скифов!.. Есть ли у вас что-тодля меня? Если не будет знака, то, клянусь, жить мне незачем. Я брошусь на меч,и это будет жертва, чтобы дорога у братьев была гладкой. Но если и моя душа нелишняя на свете – дайте знак!

В мертвой тиши слышно было, как вдали слабо фыркнулконь. В костре за спинами людей лопнул сучок, и сразу трое мужчин подпрыгнули,как испуганные дети. Тишина была как натянутая до предела тетива, как замершийкрик на краю пропасти.

Подошли и встали у края ограды Чех и Лех. Мелькнуласеребряная голова Гойтосира, бледное лицо было гневным. Он прошел междукамнями, шаг его был упруг, посох глубоко вонзался в землю. Глаза не отрывалисьот Руса, что топтался ногами по ныне священному камню.

Прямо за оградой, поставив ногу на валун, высился Бугай, вкрасном свете огня особенно страшный и огромный. В трех шагах так жемогуче возвышалась Моряна, ее глаза, как Бугая, смотрели с сочувствием. Рядомзастыл Буська, кулачки прижал к груди, как Ис, что стояла неподалеку.

Лишь возле нее была пустота, женщины все еще избегали к нейпритрагиваться.

Гойтосир крикнул на ходу:

– Слезь!.. Слезай сейчас же!

– Я требую знака, – бросил Рус. В груди былатоска и горечь безнадежности. – Я хочу знать…

Гойтосир подошел вплотную, ухватил за ногу:

– Слезай, пока боги не поразили молнией!

Рус вскинул обе руки, потряс ими, палица выглядела особеннострашной, подсвеченная снизу оранжевым огнем, крикнул в последний раз такстрашно, что в горле что-то лопнуло, хлестнуло болью, стало горячо:

– Скиф!.. Я – сын твой!

Палица его тыкалась в небо, задевая звезды, и внезапно там вчерноте заблестела звезда, которой раньше не было. Блеск усиливался, на черномнебосводе звезда заполыхала так ярко, что затмевала все созвездие, началадвигаться, все разгораясь, и вот уже страшная хвостатая звезда несется черезчерное небо, пожирает неподвижные огоньки, поглощает их блеск, за нею тянетсярасширяющийся след, призрачный и страшный, только самые яркие звездыпросвечивают, а эта мчится все быстрее и быстрее, вот уже на середине неба,склоняется ниже, ускоряется, разгораясь до немыслимой яркости – сталивидны бледные, как у мертвецов, лица, все смотрели со страхом, – и вот ужеустремилась к черной земле…

За виднокраем вспыхнуло, черная полоса на миг озариласьсветом. Потом погасло, лишь чуть погодя донесся слабый удар, толчок, будтозвезда ударилась о камни.

Страшную тишину нарушил чей-то крик:

– На север… Она указала на север!

Гойтосир застыл, посох его без сил уткнулся в землю. Заоградой все так же мертвенно белели испуганные и потрясенные лица. Только односразу вспыхнуло радостью, а сжатые на груди кулачки опустились.

Рус спрыгнул на землю. Его трясло, в горле стало солено, онсглотнул кровь и понял, что, похоже, в ярости и отчаянии порвал внутренниежилы.

– Что вещает… – Он поперхнулся, проглотил боль, упрямосказал хриплым, сорванным голосом:

– Что вещает эта необычная звезда?

Гойтосир прошептал едва слышно:

– Тебе… на север.

– Это я знаю. Что предрекает? Ты же сказал, что ждет Чеха иЛеха?