В молчании Гойтосир попятился. В глазах был ужас.Вытянутая рука упала, он боялся прикоснуться к младшему брату Чеха. Рус, еще нечувствуя беды, пошел к ограде, и народ с той стороны уже шарахнулся в стороны,давая дорогу человеку, который не просил у богов, а требовал.

Рус наконец заметил, что от него отступают, словно он ужепроклят богами. Словно от него распространяется смерть. Словно хвостатая звездаозначает большую и непоправимую беду.

– Что ждет меня? – закричал он в отчаянии. –Скажи, что ждет… пусть не меня, а тех несчастных, что рискнут пойти со мной?

Все отодвинулись еще. Гойтосир едва выдавил изперехваченного страхом горла:

– Тебе лучше не спрашивать. Наши боги – боги солнца. Мыистолковываем только их волю. А кто указал тебе дорогу?.. Мы не знаем.И что тебя ждет, никто не скажет. Твой путь темен, от воли богов независит.

А сбоку раздался простуженный голос волхва Корнилы:

– От воли богов, которых знаем.

Гойтосир раздраженно дернул плечом. Широкая ладонь упала наплечо Руса. Голос Чеха сказал тепло:

– Мужайся, брат.

Его почти силой увели бояре, примчался Лех, обнял Руса, тутже исчез, его теперь окружали старшие дружинники, волхвы, все чего-тотребовали, протягивали руки, и Рус ощутил себя совсем одиноким и брошенным.

Вернувшись к шатру, он не стал даже входить вовнутрь,опустился на землю у порога. Тут же теплые руки охватили его плечи. Онаприжалась сзади, теплая и нежная, тихий голос шепнул в самое ухо:

– Почему ты устрашился?

– Звезда, – прошептал он.

– Ты единственный из братьев… а может быть, из всех этихлюдей, кто любит смотреть на звездное небо. Ты знаешь звезды, как большие ималые, яркие и тусклые. Ты можешь называть их имена и рассказывать о них всюночь напролет. Так почему же страшишься?

– Наши боги – солнечные боги, – ответил он супрямой гордостью. – А звезды… это глаза ночи. Враждебной, злой.Ночью боги спят, а чернобоги властвуют над миром. В жизни все можноизменить… но нельзя менять богов!

Он сказал твердо, но внутри его трясло, он стискивалчелюсти, чувствовал, что пальцы Ис улавливают, как вздрагивают его плечи.

– Позови Корнилу, – посоветовала она тихо.

– Зачем? Он волхв солнечных богов.

– Я заметила, что Корнило знает больше Гойтосира.Возможно, он знает и то, что богов меняют тоже. Наш народ однажды отказался отвсех богов во имя одного, Единого. Ваш народ, как я слышала…

Он смутно удивился:

– От Корнилы?

– Нет-нет, – ответила она поспешно, с испугом, ее сердцезаколотилось чаще, он чувствовал, но выспрашивать не стал. – Я… как-тослышала в детстве. В моем племени что-то помнили… Когда-то скифы поменялибогиню воды Дану на богиню огня Табити. А другая часть скифов вместо Даны взялаАпию, богиню земли. И другие народы тоже меняли богов. Просто жрецы, у вас этоволхвы, делают вид, что боги всегда были только нынешние. Это важно для устоевда и для себя тоже. Чем больше приносят жертв, тем толще волхвы. Так что… Нет,я не то говорю, прости! Но ваше племя, которое стремится жить красиво, развеможет страшиться звезд, которые так красивы?

Рус пробормотал:

– Красивы? Они прекрасны. И в них столько тайны.

– А богов люди меняют, – продолжала онанастойчиво, – не из прихоти. И не просто так. А когда на чашевесов: быть народу или не быть. И когда старый бог защитить не может… илине хочет, – ищут нового.

Освещенное лунным светом и пламенем костров его лицо быловсе таким же мужественным, словно высеченным из гранита, но теперь она знала,сколько страха и смятения таится под гордой оболочкой. Рус смотрел неотрывно насевер. Звезды помаргивали, подмигивали. Иные исчезали вовсе, но вскореискрились и мерцали по-прежнему. Одна звезда неотрывно и упорно смотрелакровавым глазом. В ней чувствовалась недобрая сила.

– Звезда войны, – сказал он почтительно. – Звездавоинской славы, крови, пожаров!.. Веди нас в ночи, как днем ведетвсесокрушающее солнце… Ис, нашими богами останутся солнечные боги. Но и сбогами ночи мы враждовать… теперь не станем.

Он смутно чувствовал, что намечается какой-то поворот, новыразить в словах не сумел бы даже приблизительно. Это было ощущение зверя,который за десятки верст чувствует, как бескрайняя степь внезапно перейдет втакое же бескрайнее море.

– Пойдем, – сказал он. – Я не могу смотретьна веселье, где я лишний.

В шатре было пусто и сумрачно. Ис зажгла светильник, ввоздухе потек горьковатый запах масла и душистых трав. Он без сил и мыслейопустился на ложе. Страстно хотелось снова стать маленьким, укрыться занадежной спиной если не громадного отца, то хотя бы любого из старших братьев.

Ис присела рядом, он по движению ее руки послушно сбросилволчовку и перевернулся на живот. Голос ее прозвучал настойчиво:

– Мужчины все жаждут получить случай показать себя. Вот он!Пользуйся.

Рус прошептал несчастливо:

– Да… но я мечтал получить его чуть позже. Не сейчас.Я не совсем… ну, понимаешь ли…

Она прервала ласково, но он удивился, слыша непривычную дляее журчащего голоса твердость:

– Даже ваши боги дают такой случай только раз в ­жизни.

Он ощетинился, сразу ощутив враждебность:

– Что ты знаешь про наших богов?

– Рус, все боги посылают человеку случай изменить жизнь… Ноодни люди не замечают, другие робеют, отказываются, третьи готовы бы рискнуть,но попозже… Увы, случай дважды в одну и ту же дверь не стучится. Либо утромвыйдешь из шатра уверенный и сильный, начнешь отдавать приказы… не важно какие:люди растеряны, подавлены и жаждут сильного пастыря… пастуха, по-вашему,который поведет к спасению… либо на бескнязье встанет кто-то от костра своинами. Рус! Мужайся. Найди в себе силы.

Он долго лежал молча. Ис разминала ему спину, терла ивстряхивала груды мышц, а он все молчал, хмурился, но вдруг она началазамечать, как его тело расслабляется, становится мягче. Спина покраснела,словно бы сердце и печень наконец перестали держать кровь в заточении.

Она услышала долгий вздох:

– Говорят, мужчины в нашем роду взрослеют быстро.

Ее тонкие пальцы скользнули по его мускулистому торсу, аголос задрожал от сдерживаемого смеха:

– Да, я это чувствую.

Степь гремела песнями, плясками. Звонко стучали конскиекопыта. На всех кострах жарились убитые лани, зайцы, дрофы. Воздух был наполненбодрящим запахом гари и горячего пепла. Из повозок вытряхивали перепрелыешкуры, лоскутья одеял, все швырялось в очищающий огонь.