Рус угрюмо смотрел, как дружинник сел между Бугаем и Совой,тупо удивляясь, почему эти люди сидят с ним, а не с его старшими братьями.Спросил сумрачно:

– Что там?

– Рус, – ответил Ерш, лицо его было, как никогда,серьезно, и эта серьезность послала дрожь по спине Руса, – тебе лучше незнать.

– Так плохо?

– Могло быть и хуже, да дальше уже некуда.

– Волхвы ничего не сказали о… предначертании мне?

У костра напряженно прислушивались к их разговору. Из шумногостана долетали веселые вопли, обрывки песен. Ерш все-таки взял у Бугая мех, нопить не стал, подержал и передал Сове:

– Похоже, сами боятся о нем говорить. Да и все племя уже внетерпении. Слышишь, как скачут? Гойтосир наобещал молочные реки в кисельныхберегах! Только и раздумий, с кем идти. И тому и другому земля даденабогатая и жирная, дичи видимо-невидимо, а рыбы немерено. Леху предначертанадолгая дорога побед и славы, а Чеху – кровавая междоусобица, за которойпоследует тысячелетнее царство мира и покоя. Вот и ломают голову, что выбрать!

Костер потрескивал, взлетали искорки. Багровые языки пламениплясали на суровых лицах, будто вырезанных из камня. Рус спросил послемолчания:

– А что говорят боги мне?

– Ничего.

– Совсем?

– Вроде даже боятся. Да и до того ли? Ясно, что с тобой идтинекому.

Со стороны людей Леха взревели трубы. С пьяным хохотомцелая толпа пустилась в пляс. Багровые языки пламени выхватывали из чернотыночи нелепо скачущие фигуры.

– Некому… – прошептал Рус убито.

Слева он ощутил горячее плечо Ис, а справа его толкнул Сова.Моряна громко фыркнула.

– Ты не один, – сказал Сова серьезно. – Великийнарод может статься даже из единой пары людей. А с тобой идут по крайнеймере две женщины, Ис и Моряна. Да Заринка тебе предана, она любит тебя. Чеха иЛеха тоже любит, но их больше уважает, чем любит. Зато за тобой пойдет, кудаповедешь.

А Ерш сказал чересчур серьезно:

– Мы с Совой поможем тебе создавать новое племя. Я будутрудиться дни и ночи в поте лица своего, а Сова обещал подле нас факел держать…

Сова зарычал, Ерш с притворным испугом спрятался за спинуМоряны.

Рус поинтересовался сдержанно:

– Сова, ты со мной?

– Мог бы не спрашивать, – ответил Сова осуждающе.

В голосе бывшего воеводы прозвучало раздраженное высокомерие.Как можно усомниться в его верности долгу чести? Но Рус уловил, как в душепросыпается несвойственная ему ранее подозрительность.

И когда почти под утро увидел, как из повозки Совывыскользнула Заринка, воровато оправляя платье, лишь стиснул челюсти.

У Совы могут быть и не столь благородные причины.

От шатра Чеха дико и страшно прокричал петух. Он один уцелелв походе, его берегли пуще глаза. Он знал, что отгоняет злых духов, по егокрику восходит солнце, что иначе и не стронется с места в своем подземномцарстве, видел, как по его воле по всему стану поднимается народ, и потомуорал, как опытный воевода, хорошо зная себе цену.

Рус видел, как Чех рассыпал воинов в разные концы. Там ужержали кони, скрипели колеса. Большинство мужчин и женщин еще не ложились, аподростки после короткого сна бросились ловить и запрягать коней и волов.

Рус оглядел покрасневшими глазами друзей. Вокруг костра всееще сидели Бугай, Моряна, Сова, Шатун, даже Ис, впервые допущенная в воинскийкруг. Чаша с хмельным вином ходила по кругу.

– Я пойду, – сказал он тяжело. – Нельзя,чтобы братья ушли вот так…

Его провожали сочувствующими взорами. Когда скрылся в толчеенарода, коней, Бугай пророкотал:

– К полудню тут будет пустое место…

Сова кивнул, а Ерш сказал задиристо:

– Да, Бугай, меня ты оскорбил – ладно, прощу. Но ты исебя назвал пустым местом.

Бугай хмурился, смотрел подозрительно, старался понятьбольно хитрую речь, а Моряна, что не поняла тоже, бухнула тяжелым голосом:

– Раньше. Все спешат уйти. Впереди обещаны, ты ж слышал сам,молочные реки с кисельными берегами!

Ис молчала, держалась как можно тише и незаметнее. Понятно,что допустили к людям только сейчас, когда у костра осталось так много пустогоместа. Когда чашу передавали ей, она только прикасалась губами к краю, протягивалас поклоном Моряне, та как гора восседала рядом. От воительницы пахло мужскимпотом и запахом свежей крови. С пояса свисала свежесодранная шкуркамелкого зверька.

Чех резко обернулся на стук шагов, все такой же чуткий инастороженный, как в лесу. В синих глазах мелькнуло смущение, но рукираскинул с самым сердечным видом:

– Рус!

Они обнялись, застыли. Рус прижимался к могучей груди брата,и хотя не уступал ни по росту, ни по мощи рук, но чувствовал себя слабым ипотерянным рядом с могучим и всегда все знающим, уверенным братом.

Внезапно широкие твердые ладони мощно хлопнули их по плечам.Лех обнял обоих, сдавил, его горячее дыхание обожгло им щеки:

– Чех, Рус… Я люблю вас.

– Боги жаждут, – сказал Чех сдавленным голосом. –Это наша им жертва!

– И наши отцы-деды зрят, – закончил Лех.

Их объятие распалось. Молча смотрели друг на друга, жадно итоскующе, запоминали лица братьев, а за спинами нарастал конский топот, ревскота, голоса. Полог с треском распахнулся. Верхом на диковатом коне, что нежелал оставаться на месте, сидел рослый воин. Он всмотрелся в темноту, крикнулотрывистым голосом:

– Чех, все собраны! Веди.

Видно было, как подбежали отроки в поводу с белым оседланнымконем. Чех вздохнул, хлопнул братьев по плечам. Отстранился, через мгновениебыл уже в седле своего жеребца. Конь пошел в галоп, Чех крикнул, и подводыпришли в движение. Конники поскакали вперед.

Подводы уходили долго, на кострах успели вскипятить котлы иприготовить мясную похлебку. Конного заслона сзади не было, отметил Рус. Чех нетратит усилий зря, зная, что позади остались братья.

Лех обнял Руса:

– Пора. Прости… Увидимся в вирии!

Ему подвели его огненно-красного коня, попона тоже отливалабагровым. Лех вскочил с разбега, дико гикнул, конь понесся к группе ожидавшихего всадников.

Рядом с Русом встали Бугай, Сова, Моряна. Бугай проронилмедленно:

– С Чехом ушло больше половины… Поглядим, сколько уйдетс Лехом.

Рус тупо смотрел на людской поток. В сердце была такаягоречь, что в глазах потемнело. Плеча коснулись трепетные пальцы. Он повернулголову. Ис смотрела с любовью и таким сочувствием, что он устрашился: можетрасплакаться при всех.