Он окинул брата презрительным взглядом, сплюнул и вернулся к коровам.

– Пойдем, дядя Пополам, приведем тебя в порядок, – нетерпеливо позвала я. Пока я буду кипятить воду и вычесывать у дяди из волос колтуны и вшей, здорово опоздаю в школу. А мисс Уилкокс как раз проводит последний экзамен для комиссии.

Примчалась Лу, крича на бегу:

– Дядя Пополам! – потом она разглядела его, и улыбка сменилась гримасой. – Дядя Пополам, почему ты сидишь в навозе?

– Потому что навоза, она теплая, – сказал он, вставая. – Я приходить в нощь, совсем поздно, Луиза. Не будить весь дом, верно? Я спать тут.

– Но от тебя воняет! – Лу демонстративно зажала себе нос.

Еще как воняло. Навоз и спиртные пары – отвратительное сочетание.

– Что? Я вонять сладко – словно роза! Дай большую поцелую дядюшке Пьер! – он раскинул руки и заковылял к ней, а Лу, визжа и смеясь, обратилась в бегство.

– Дядя Пополам, что у тебя в мешке? – спросила Бет, с надеждой взирая на его поклажу.

– Вот тут? О, нишево. Грязная одежда, – сказал он.

Бет помрачнела.

– Пошли, дядя Пополам, – позвала я. – У меня мало времени. Сегодня у меня важный экзамен.

– Экзамáн? Какой экзамáн?

– На школьный аттестат. Сегодня последний экзамен. Я к нему несколько месяцев готовилась.

– Шорт побирай, Матильда Готье! Сдавать экзамáн! Ты умная девушка! Иди в своя школа. Твоя мама помогать мне с ванна.

– Ох, дядя Пополам, где тебя только носило? Ты даже не слышал, нет?

– Что не слышал? Я был одна год на Святой Лорáнс, потом на Озабль и на Сен-Режи.

Я вздохнула.

– Пойдем. Возьму керосин. Мне много нужно тебе рассказать. И ничего хорошего.

Лу согласилась мне помочь, так что привести дядю в порядок удалось быстрее, чем я рассчитывала. Но потом мне пришлось посидеть рядом и подержать его за руку – когда я рассказала ему о маме и брате. Дядя Пополам – душа нараспашку. Если ему весело, он хохочет, а если что-то разбивает ему сердце – как разбило известие о моей маме, – он рыдает, будто дитя. Папа говорит, это потому что дядюшка так и не вырос.

Я опоздала в школу на два часа. Все уже разошлись, это время было отведено только для меня и Уивера. Мисс Уилкокс стояла во дворе, высматривая меня.

– Я уж думала, ты не явишься, Мэтти! Что случилось? – воскликнула она. – Уивер уже вторую работу пишет.

Я быстро объяснила, в чем дело, села и начала писать. На каждый экзамен отводилось два часа. Накануне мы писали два экзамена, сегодня предстояло еще три. Я все написала и была вполне уверена, что справилась. Но это те предметы, в которых я сильна: сочинение, литература, история. Вчерашние, математика и естественные науки, были труднее. На обратном пути Уивер сказал мне, что, по его мнению, с математикой и историей он разделался очень хорошо, с литературой и естествознанием неплохо, а вот насчет сочинения он тревожился. Теперь неделю ждать, пока объявят оценки. А я, пока мы шли домой, снова подумала: я-то чего суечусь? Денег, чтобы уехать в Нью-Йорк, как не было, так и нет.

Домой я добралась почти к шести часам. Уйдя с головой в экзамены, а потом в обсуждение их с Уивером, я напрочь забыла про дядю. Вспомнила, когда учуяла запахи еды. И услышала губную гармошку и смех. И увидела льющийся из кухни яркий свет. Все это – запахи, звуки, свет – все было не похоже на мой дом. Совсем не похоже.

– Шорт! – прогромыхал дядя, когда я вошла. Он был умыт, волосы стали короче, борода и та подстрижена. Чистые штаны и чистая рубашка, а поверх – мамин передник. – Где была? Ужин готова уже вторая неделя!

– Извини, дядя Пополам, – сказала я. – Много пришлось писать.

– Все экзамáн сдала?

– Не знаю. Думаю, да. Надеюсь.

– Хорошо. Значит, мы выпить за тебя.

Он плеснул в стакан виски и протянул мне, поднял свой стакан. Папа сидел у огня и тоже пил виски. Я посмотрела на него – разрешит ли, – и он кивнул.

– За мадмуазель Матильда Готье, первая Готье, которая получать аттестá! – провозгласил дядя и одним глотком опрокинул в себя содержимое своего стакана. И папа следом. Я сделала один глоток и закашлялась. Ужас как оно жжется! Отпуск бедняка, так папа называет виски. Я никогда не бывала в отпуске, но если отпуск похож на виски, лучше я останусь дома. Сестры засмеялись надо мной, захлопали в ладоши. Бет задудела в дядину губную гармошку. Дядя Пополам издал победный клич. Щеки у меня разгорелись – и от виски, и от гордости.

– Иди умываться, Мэтти, скорей! Мы с голоду умираем! – поторопила меня Бет.

Только тут я заметила беспорядок: все кастрюли и сковородки на печи, в раковине полно мисок и тарелок, пол весь в муке, а Барни у себя на подстилке грызет большую сальную кость.

Дядя Пополам устроил нам пир – настоящий ужин лесоруба. Усадил нас всех за стол и давай вынимать блюда из печи одно за другим. Мы глазам своим едва поверили. Жареная свинина, подлива со шкварками, тушенная с луком картошка, запеченные бобы с копченым беконом, кленовый сироп, горчица, горячие лепешки и высоченная башня блинов с прослойкой из масла и кленового сахара. И никакой зелени. Лесорубы презирают овощи.

– Дядя Пополам, я и не знала, что ты умеешь готовить, – сказала Эбби.

– Научиться прошлая зима. Повар на Сен-Режи, он померла. Больная сердце. Все лесорубы готовить по очереди. Я научиться.

– Ты здорово научился, дядя Пополам! – сказала Лу, накладывая себе на тарелку бобы. – На отлично. Научишь нашу Мэтти готовить? Она только блины и кашу умеет. И суп гороховый – жидкий, как писи!

Дядя Пополам заржал во весь голос. Сестры расхохоталась. Громче всех Лу. Папа вздернул бровь, но Лу не угомонилась. Она знала: раз дядя смеется, значит, ей не попадет.

– Не обращай на них внимания, Мэтти, – шепнула Эбби, поглаживая меня по руке.

– Но тебе-то гороховый суп понравился? – обиженно спросила я.

Она посмотрела на меня – добрая, честная Эбби.

– Нет, Мэтти, не понравился. Ужасный суп.

Тут мое семейство развеселилось пуще прежнего, даже папа расплылся в улыбке, я и сама засмеялась, и принялась есть, и ела, пока не испугалась, что на мне лопнет платье. А когда мы набили желудки так, что постанывали и с трудом дышали, дядя Пополам вытащил из печи еще и огромный пирог с ревенем, и его мы тоже съели, поливая сметаной.

После ужина папа и дядя перешли в гостиную. Дядя Пополам прихватил с собой бутылку виски, свой мешок, башмаки и банку норочьего жира.

Бет проводила взглядом его загадочный мешок.

– Как ты думаешь, у него там правда только грязная одежда? – прошептала она мне.

– Я думаю, что надо мыть посуду, – сказала я. – Давай уж.