– А еще кокосовые карамельки, – продолжала свои размышления Бет. – Или «Короля Лео». Или «Некко».

– Ладно, ладно, только не провозись до ночи, – предупредила я.

К причалу подъехала повозка Лумисов. Правил Ройал. Я подивилась, как ему удается выглядеть таким красивым, чем бы он ни занимался – пашет ли, идет ли пешком или правит лошадьми. Чумазый и потный, в заношенных брюках и ветхой рубахе из хлопка, он выглядел лучше большинства мужчин после ванны и бритья, в дорогих костюмах-тройках. Я вспомнила наш поцелуй, и одной этой мысли оказалось достаточно, чтобы мне стало жарко и слегка закружилась голова, как у тех глупых и нервных девиц из «Журнала Петерсона».

С Ройалом приехала его мать. Они оба не заметили меня: мы с Бет были на корме, в закутке. Миссис Лумис вылезла из повозки, и сын вручил ей корзинку с яйцами и большой брусок масла. Она перебралась на судно и передала продукты мистеру Экклеру. Он заплатил ей доллар. Она поблагодарила и вернулась на причал.

– Все, я готова, – сказала Бет. Она сложила конфеты в маленький коричневый мешочек.

– Иди заплати, – велела я, отдавая ей деньги.

Она потопала к мистеру Экклеру и предъявила ему свою покупку.

– На той неделе я поеду в цирк. Который в Бунвилле, – услышала я ее голос.

– Вот как, куколка?

– Да! Дядя обещал меня отвезти. Сегодня утром он поехал в Олд-Фордж, но завтра вернется и тогда повезет меня в цирк. И Лу тоже.

– Вы там отлично проведете время, детка. С тебя десять центов.

Мистер Экклер спросил у Бет, увидит ли она в цирке двухголового человека и мальчика-змею. Она сказала, что увидит все, что там покажут, дядя Пополам ей обещал. Я их почти не слушала – во все глаза смотрела на Ройала. Он разговаривал с Джоном Денио, возницей из «Гленмора». Они кивали друг другу, смеялись. Улыбка у Ройала – теплая, как свежие оладушки зимним утром. Я не могла отвести от него взгляд. Неужели такой красавец в самом деле меня целовал, спрашивала я себя? Или мне все это приснилось? Я поймала себя на мысли, что хочу быть красивой, как Марта Миллер, чтобы ему однажды снова захотелось меня поцеловать! А потом я призадумалась, будет ли он скучать по мне, когда я уеду в колледж. Станет ли он мне писать? Тогда я могла бы написать ему в ответ.

Пока я предавалась мечтам, миссис Лумис уселась в повозку и устроилась поудобнее. Мистер Денио еще немного поболтал с ними обоими, а потом пошел на пристань забирать только что прибывших гостей. Миссис Лумис выудила из кармана доллар, полученный от мистера Экклера, и отдала сыну. Она что-то ему сказала, Ройал кивнул и спрятал деньги в карман. И тут она повернула голову, огляделась по сторонам, заметила, что я смотрю на них. Она сощурилась – и если бы глаза умели говорить, ее глаза сказали бы: «Не суй свой нос в чужие дела, Мэтти Гоки!» Мне показалось, что это очень странно, поскольку меня ничуть не волновало, как миссис Лумис распоряжается деньгами, вырученными за яйца.

Я смотрела им вслед, пока они не пересекли железнодорожные пути, и тут Бет принесла мне пятачок сдачи, и мы спрыгнули с баркаса на причал.

– Скажи папе, бекон я ему к завтрему привезу!

– Хорошо, мистер Экклер, спасибо.

Мы сели в свою повозку, и я велела Миляге трогаться с места, а он, конечно, и ухом не повел, пока я не повторила команду еще пять раз и наконец не хлестнула его от души вожжами. Дорога домой ничем не запомнилась, зато когда мы свернули на подъездную дорожку, меня ожидал, как сказал бы дядюшка Пополам, большой сюрприз. На дорожке стоял автомобиль. «Форд». Я знала, кому он принадлежит. Я заставила Милягу обогнуть автомобиль, завела повозку в сарай, Милягу отпустила пастись и вошла в дом. Открыла кухонную дверь и обнаружила Эбби и Лу на лестнице: они подслушивали, прислонившись к стене.

– Что происходит? – спросила я.

– Мисс Уилкокс в гостиной с папой, – шепнула Эбби. – Пришли твои оценки за экзамены. А с плюсом за литературу и сочинение, А по истории, Б по естествознанию и Б с минусом по математике. Они с папой о тебе говорят. Она сказала, у тебя есть талант, и тебя приняли в колледж, и папа должен тебя отпустить.

– Поди ты, Мэтт, я и знать не знала, что у тебя есть талант, – вытаращила глаза Лу. Ловко ты от нас его прятала.

Я вовсе не обратила внимания на этот ехидный комплимент. Сердце ухнуло куда-то в пятки. Мисс Уилкокс хотела мне добра, кто б сомневался, но я же знаю папу. Согласия она не добьется, только обозлит его. И почему, почему она выбрала именно этот день? Как раз сейчас, когда дядя собирается дать мне деньги! Завтра мне уже не понадобилось бы папино согласие, потому что у меня в кармане было бы тридцать долларов, а это все, что мне требовалось, – но до тех пор лучше с ним не ссориться.

Я устроилась на ступеньке рядом с Лу. Эбби сидела над нами, а Бет – ступенькой ниже и все время угощала нас конфетками, словно зрителей в театре. Мне сластей не хотелось. Я напрягала слух, пытаясь разобрать, о чем говорят в гостиной.

– Очень одаренная девочка, мистер Гоки! Уникальный голос. Голос подлинного писателя. Она могла бы достичь большего, намного большего, если позволить ей…

– Ни к чему ей большее. С ней и так все в порядке. Чего ей не хватает?

– Она могла бы стать писателем, мистер Гоки. Хорошим, настоящим.

– Она и так только и знает, что строчит в тетрадку рассказы и стихи.

– Но ей требуется университетское образование, руководство талантливых наставников, чтобы совершенствоваться. Ей нужно слышать новые голоса, знакомиться с литературной критикой, с теорией. Нужна среда, которая будет питать и развивать ее дар.

Наступило молчание. Сидя на ступеньке, я живо представляла себе папино лицо. Оно искажено гневом, как обычно в последнее время, но из-под гнева пробивается неуверенность и мучительная застенчивость, которая нападала на него в присутствии образованных людей, пускающих в ход умные слова. Сердце дрогнуло: мне вдруг захотелось схватить мисс Уилкокс за руку, уволочь ее из гостиной, сказать, чтоб оставила папу в покое.

– Она хочет учиться, мистер Гоки. Отчаянно хочет, – настаивала мисс Уилкокс.

– Это ваша вина, мэм. Вы забили ей голову такими идеями. У меня денег нет на всякие неверситеты. А если б и нашлись, с какой стати посылать мою девочку туда, где она ни единой живой души не знает? Далеко от дома, от родных, туда, где некому будет за ней приглядеть?

– Она разумная девушка. Она сумеет прижиться в Нью-Йорке. Я в этом уверена.

– Легкомыслия в ней тоже вдовóль. От матери досталось. Той кто угодно мог голову вскружить.

– У меня сложилось иное впечатление о миссис Гоки.

– Неверное ваше впечатление. Легкомысленная она была. Потому-то и выскочила за меня, когда была совсем девчонкой, вон как Мэтти сейчас. И что ж? Шестьдесят акров пней и валунов да могила в тридцать семь лет – вот и вся ее жисть.

– Но это не так, мистер Гоки. Я побывала у вашей супруги лишь два или три раза, но в ее душе я читала…