chitay-knigi.com » Детективы » Северный свет - Дженнифер Доннелли

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 75
Перейти на страницу:

Я смотрю туда – не могу удержаться, – и вопросы, которые я заглушала в себе весь день, набрасываются на меня, толкаясь и визжа, как папины свиньи, когда наступает время кормежки.

Почему Грейс Браун попросила меня уничтожить письма? Почему выглядела такой печальной? А Чарльз Джером – так он Чарльз или Честер? Почему в гостевой книге он записался как «Чарльз Джером, Олбани», если Грейс звала его «Честер» и письма свои адресовала «Честеру Джиллету, 17½ Мейн-стрит, Кортленд, Нью-Йорк»?

Я вытаскиваю письма из кармана. Этого делать не следует, я знаю, это неправильно, только вот и рана у Грейс Браун на лбу тоже… неправильная. Я вытягиваю из-под ленточки верхнее письмо, достаю и начинаю читать. Я быстро пробегаю взглядом строки о подружках и соседях, о нарядах и планах поездок, в поисках ответов на свои вопросы.

Южный Оцелик, Н.-Й.

19 июня 1906

Мой дорогой,

сколько раз я слышала пословицу «пришла беда – отворяй ворота», но истинного смысла ее не понимала до сегодняшнего дня… Только я приехала в Цинциннати и мы направились домой, как пришло известие, что сестре очень плохо. Я отправила свои чемоданы и прочий багаж домой, а сама кинулась к сестре, и теперь я тут. Дом был полон друзей и родственников, все разбились на группки, разговаривали, плакали. У меня теперь есть племянница, но врачи не надеются поставить сестру на ноги в ближайший год…

Я откидываюсь в кресле и чувствую, как меня волной накрывает облегчение. Грейс Браун печалилась, потому что сестра тяжело больна. К тому же она поссорилась с Честером из-за церкви и, может быть, все еще дулась на него, вот и захотела сжечь письма – назло. Почему он записался в журнале не под своим именем, я так и не узнала, но какая разница, это ведь не мое дело. Но тут мне в глаза бросается строчка чуть ниже, и я снова принимаюсь читать, хотя собиралась уже сложить письмо и покончить с этим.

…Честер, я только и делаю, что плачу, с тех пор как приехала сюда. Был бы ты здесь, мне бы не было так плохо… Иногда ничего не могу с собой поделать – мне чудится, что ты никогда не приедешь за мной… Все меня тревожит, я так напугана, милый… Я сошью себе платья, если смогу, и постараюсь быть храброй, очень храброй, дорогой… Честер, скучаешь ли ты по мне, продумал ли ты все до конца?.. Мне так одиноко, дорогой. Ты не будешь так скучать по мне, ведь у тебя есть работа, но, милый, пожалуйста, пиши мне, напиши, что ты приедешь прежде, чем папа заставит меня обо всем рассказать или они сами выяснят. Я не буду знать ни минуты покоя, пока не получу весточку от тебя…

Я выглядываю в открытое окно. Ночной воздух пропах соснами, розами и озером, но даже эти приятные и знакомые ароматы не утешают. Почему Грейс так отчаянно звала его приехать за ней? Почему боялась, что он этого не сделает? Он же приехал, ведь так? Приехал и забрал ее, привез в «Гленмор». И я-то чего суечусь? Что не дает мне покоя?

Однажды, мне было тогда восемь лет, в начале декабря я вышла на лед Четвертого озера, хотя папа и не велел. «Лед еще недостаточно прочный, – твердил он. – Надо подождать несколько недель. Не лезь туда!» Но мне так хотелось поиграть. И я ступила на лед, я бегала и скользила, с каждым шагом все удаляясь. Футах в тридцати от берега я услышала протяжный, дрожащий треск и поняла, что подо мной ломается лед и я запросто могу утонуть. Помощи ждать было неоткуда, я улизнула из дома тайком: если б Лоутон или Эбби знали, куда я собралась, они бы наябедничали родителям. С того места, где я стояла, виден был и отель «Игл-Бэй», и другие туристические места, но они были заколочены на зиму. Я была совсем одна, а под моими ногами исчезало то, что я считала твердой опорой. Я повернулась – медленно, очень медленно – и шаркнула одной ногой в сторону берега. Несколько долгих мгновений ничего не происходило. А потом опять раздался треск. Я затаила дыхание и замерла. Потом подтащила вторую ногу к первой. Тишина – и снова треск, дважды, внезапный и резкий, как выстрел. Я громко всхлипнула и почувствовала, как по ноге струйкой бежит моча, но пошла дальше, маленькими скользящими шагами, замирая после каждого и прислушиваясь. В шести футах от берега лед ушел из-под ног, я провалилась до колен в мерзлую воду. Последние несколько шагов я прорывалась сквозь лед, а потом изо всех сил помчалась домой, опасаясь отцовского ремня, но еще больше страшась обморожения.

Вот так я чувствую себя сейчас. Как будто под ногами нет твердой почвы, трещит и ломается лед.

Рекуражтриумфáция

– Папа! Папа, скорей! Там в куче навоза – чудовище!

– Не кричи, Бет.

– Но там чудовище страшное, папа! Я думала, оно мертвое, а оно живое – я ткнула в него палкой, и оно на меня зарычало!

– Элизабет Гоки, я тебя предупреждал – хватит выдумок!

– Я не выдумываю, папочка! Честное слово. Иди, убей его. Скорее! И мы заберем его золото. У него целый мешок золота!

Их голоса доносились в пристройку к хлеву, где я процеживала ведра теплого, пенистого молока через марлю, чтобы избавиться от мух и крошек сена. Я вытерла руки, отогнала из-под ног Фиалку и ее котят и пошла в хлев посмотреть, из-за чего весь этот шум. Папа шагал к двери, Эбби уже выскочила во двор, Лу возилась на сеновале, сбрасывала вязки сена.

– Что случилось? – спросила я.

– Бет опять сказки рассказывает, – ответила она. – Хорошо бы папа ее выпорол.

Я пошла следом за сестрами и, завернув за хлев, поразилась: на этот раз Бет ничего не выдумала. На куче навоза ничком лежал какой-то мужчина – грязнющий, длинные черные волосы сбились в колтуны. На нем были саржевые штаны с подтяжками и клетчатая шерстяная рубашка. Рядом – большой мешок и пара высоких башмаков, связанных шнурками.

Бет так и прибежала со своей палкой и ткнула ею спящего:

– Мистер Чудовище? – позвала она. – Мистер Чудовище, вы живы или нет?

Чудовище застонало, повернулось на спину, открыло налитые кровью глаза и передернулось от света.

– Шорт побирай, сам не знай, – ответило оно.

– Дядя Пополам? – прошептала Эбби.

– Дядя Пополам! – заорала Бет.

– Черт побери, Пьер! – рявкнул папа. – Слезай оттуда сей минут.

– B’jour, mon frère, b’jour. Tais-toi, eh? Ma tête, elle est très tendre…

– C’est pas assez que tous que tu dis c’est de la merde? Tu veux coucher dans la merde, aussi?[4]

Только дядя Пополам, младший брат отца, способен так его разозлить, что папа заговорит по-французски.

– Mathilde, allez à ma chambre[5], – сказал мне папа, спохватился и перевел: – Ступай в мою комнату, принеси ему какую-нибудь одежду. Не впускай его в дом, пока он не выкупается. И кофе ему свари. Эбби, а ты закончи процеживать молоко.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 75
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности