тысяч, которым суждено медленно растаять в пламени, чтобы родилась всего одна песня. Может быть, результат не понравится менестрелю, и бумага с тенгвами будет уничтожена, а, значит, все эти свечи погибли зря.

А если несчастные огоньки заставляют гореть над картой будущей кровопролитной войны? За что им это? Сгореть, помогая гибнуть и калечиться целым армиям?

— Нет! — сказала сама себе эльфийка. — Макалаурэ никогда бы не стал жечь свечи ради войны! Он не братоубийца, его заставили! Он добрый, и не способен причинить боль. Он не такой, как его братья и отец! И… Я не хочу верить, что его больше нет. Я не видела его мёртвым!

На столе лежало письмо. Давно уже лежало. Пора бы прочитать, наверно…

Тонкая рука неохотно потянулась к конверту.

«Дорогая сестрица! У меня для тебя столько новостей!..»

Элеммирэ отбросила с лица растрёпанные волосы цвета золота. Ей было смешно читать жалобные просьбы брата одуматься и петь для Валар в общем едином хоре. Сколько восторга! Как ребёнок, право. Особенно радовался Элеммиро выпавшей возможности носить особый венец менестреля, и лишь потом — жизни высоко в горах, в роскошном дворце и чувству счастья от близости и благосклонности Владык.

«На склонах очень красиво! Я по-настоящему счастлив! А ещё, скоро женюсь на прекрасной деве, волосы которой вьются чарующей волной цвета лепестков ночной астры. Ах да, сестрица, ты ведь не знаешь, что это! Приезжай! Здесь снова колонны оплели вьюны!»

— Приезжай, пой в хоре, славь Валар… Я уже восславила нового короля!

«Скоро коронация! Как услышишь праздничное пение менестрелей, знай — пора ехать в Тирион на праздник».

— Хм… — Элеммирэ прищурилась. — Может быть, правда, стоит поехать? И спеть. Для короля.

Отбросив письмо, эльфийка осмотрела себя: да уж, в этих лохмотьях в Тирионе делать нечего. Придется вспомнить, что значит быть ухоженной и красиво одетой. Всё ради короля Арафинвэ!

***

Лёгкие шаги шуршали по пустынным коридорам, шелестели вышитым серебром белым бархатом роскошной мантии. В погруженном в молчание дворце лишь незримо присутствовала стража.

В ладонях сияли крошечные звёздочки, и, поднося к губам руки, нужно было только легко дунуть на искорки, и они сами взлетали к потолку, зажигая свет в давно угасших фонариках, оживляя взгляды с картин и фресок, даря яркость поблекшим краскам.

«Это таинство, которое нельзя свершать в сопровождении любопытствующих взглядов, — так молвила сотворившая звёзды Валиэ, отведя Арафинвэ в сторону и протянув крошечный ларчик. — Видишь, я не дала тебе эту ценность при всех. И только ты один должен вернуть свет в Тирионский дворец, который, казалось, навеки погасил Куруфинвэ, излив здесь яд своего безумия».

«Путь Истины труден и бывает непонятен даже тем, кто мнит себя мудрецом, — с грустью говорил будущему королю Владыка Манвэ, многозначительно посмотрев на своего слугу Эонвэ, — тебе пора возвращаться к народу, ты должен жить во дворце своего отца. Память о трагически погибшем во имя света короле Финвэ навеки останется в сердцах эльфов. Это был героический подвиг, когда эльф, в одиночку, преградил путь самому Вала Мелькору, желавшему похитить светоч, главное сокровище Валинора! Финвэ будет прославлен в веках, о нём споют гимны!»

Дворец воссиял в ночи, озарился золотом и серебром, заискрился падающей с неба звёздной пылью.

Арафинвэ знал — толпа ждёт его. Ждёт начала его правления. Народ, скорбящий и истомленный, нуждается в празднике, и Валар сделают всё ради счастья детей Эру.

***

Влюблённые пели, стоя рядом и незаметно держась за руки: всегда мечтавший о признании Валар менестрель и дева королевских кровей, уставшая от бремени наследия. Кому-то для счастья нужна власть, а ей просто хотелось петь.

И среди многоголосого хора для Элеммиро и Финдиэль звучали лишь их голоса.

Мудрость веков, тенгвы и руны,

Мир и любовь, время рассудит нас.

Чьим будет первый, чьим последний мира час?

Никто не скажет сейчас.

Брось сердце на алтарь судьбы

Горят в ночи костры.

Ванья и Нолдиэ нашли друг в друге утешение и поддержку: каждый боялся, что бунтари-родственники станут для них клеймом, но так вышло, что почти весь хор состоял из таких же испуганных за себя и свои мечты эльфов.

И каждый верил, что пение во славу Валар и нового короля способно смыть с семьи любой позор и грязь. И даже невинно пролитую кровь.

***

Пробираясь сквозь толпу ближе к ступеням дворца, высокий худощавый эльф, явно не утруждавший себя тяжёлой работой, вспоминал важнейшее в жизни решение. Было ни капли не жаль, эльфом теперь двигало лишь праздное любопытство: кто же занял его место?

На коронации летописец обязан присутствовать, и должен быть рядом с владыкой. Квеннар и-Онотимо осмотрелся: пока церемония не началась, сложно понять, кто занимает какую должность, в разодетой толпе выделяется только стража.

— Я запишу всё сам. Так, как это было! И отдам принцу Турукано! — злился почему-то Квеннар, вслух разговаривая сам с собой. — Здесь мне никто диктовать не будет, коли мои господа Нолофинвэ и Турукано не захотели присутствовать. Я бы доверил запись истории только им, но они уже двинулись на север, и я догоню их позже. Как только посмотрю коронацию. Я должен знать, как было на самом деле!

Толпа вокруг дворца была малочисленной для такого важного события и в основном светловолосой, это очень сильно бросалось в глаза, казалось странным и непривычным.

— Пожалел, что связался с изгнанниками?

Квеннар обернулся на того, кто насмехался над ним, и увидел одного из своих помощников, который чаще занимался расставлением книг на полках и наведением порядка в свитках, нежели написанием текстов.

— С изгнанниками? — бывший главный летописец Валинора почувствовал, как закипает кровь. — С изгнанниками?! Принца Нолофинвэ никто не изгонял! Он уходит сам! Как и Феанаро Куруфинвэ! Ты знаешь, неуч, что означает слово «изгнанник»? Это преступник, осуждённый не просто молвой, а королём, верховным советом или самими Валар! Осуждённый, чей приговор — покинуть дом и народ и уйти из дома на далёкое расстояние, которое тоже определяется судом! Кто судил Нолофинвэ?! Ответь мне, неуч!

— Отныне и навек, — спокойно произнес книжник, — все эльфы, покинувшие Валинор, зовутся презренными изгнанниками. Да, Квеннар, ты прав, суда не было, но лишь потому, что презренные тру́сы побоялись на него явиться. Летопись, мой дорогой друг, пишет тот, в чьих руках перо, а диктует — в чьих устах Слово Валар. Слово Истины. Печально, что