Спустив с потолка оканчивающиеся толстыми браслетами цепи, орки закрепили их на запястьях совершенно лишившегося от боли сил Майтимо, отстегнули ремни и сбросили пленника на каменный пол.

— На колени! — скомандовал орк, и, когда никакой реакции не последовало, присмотрелся к неподвижному телу. — Поднимите его на цепях!

Стальные звенья загремели, потянули Нельяфинвэ вверх, раны рвануло болью, но сил реагировать не было. Феаноринг лишь тихо хрипло застонал. Когда тело поднялось настолько, чтобы поставить пленника на колени, Майтимо попытался выпрямить ноги, вытягивая их вперёд.

— Господин хотел видеть его на коленях, — равнодушно сказал один из палачей, взяв длинный кнут. — Эй, ты, заморская тварь! Слышал желание хозяина?

Сначала бич захлестывал руки, срывая обожжённую плоть с левого предплечья. Кожа полопалась кровавыми полосами, и когда живого места не осталось, удары посыпались по изодранной спине, а после — по ногам.

Уже не понимая, что происходит, старший сын Феанаро где-то на грани сознания ещё надеялся на смерть и мысленно пытался проговаривать слова Клятвы, забывая, что звучало в голове после каждого нового захлёста.

— Он сам не встанет, — прозвучал равнодушный голос.

И через мгновение по коленям, дробя суставы, ударил металл. Ещё раз. Ещё.

***

Войдя в камеру, Мелькор довольно усмехнулся.

— Как тебе зрелище, Феанаро? — спросил он пустоту.

Сильмарили практически угасли, но в дрожащем переливчатом сиянии всё ещё можно было рассмотреть окровавленного эльфа, поставленного на черные гематомы, оставшиеся на месте колен, поддерживаемого за запястья свисающими с потолка цепями. Пленник бессильно уронил голову, и было непонятно, жив ли он, но Мелькор знал, что умереть сыну Феанаро не позволит магия.

И сейчас самое время заняться письмом.

О лидерстве

Налетевший с моря ветер качнул высокие деревья, с крон посыпались круглые и овальные мясистые листья, мелкие шишки и ощетинившиеся твёрдыми фиолетовыми иглами тонкие ветки. Воздух был влажный, холод пробирался даже под плотную одежду, спасал только огонь костров.

— Где Тэльво? — вдруг спохватился Питьяфинвэ, вскакивая с бревна. — Куда он делся?

Уставшие от длительного перехода эльфы только пожимали плечами, кто-то вроде бы видел, как младший Феаноринг уходил в сторону реки.

— Амдир! — крикнул Питьяфинвэ. — Следи за порядком! Я отлучусь!

Почему-то стало очень страшно от мысли, что брат вот так, никому не сказав ни слова, просто ушёл к реке.

— Тэльво! Ты где?! Тэльво!

Выбежав на берег, Феаноринг снова и снова звал близнеца, и подпрыгнул, когда из темноты прямо перед ним мрачной тенью возник Тэлуфинвэ с топором в руке.

— Что-то случилось? — смотря сквозь брата, спросил он.

— Ты исчез, вот что!

Тэлуфинвэ усмехнулся. Крутанув в руке топор, эльф ловко всадил лезвие в ствол растущего рядом дерева и, скрестив руки на груди, посмотрел на реку.

— Когда от усталости и тяжёлой работы болят руки и спина, — отрешённо произнес младший Феаноринг, — думать ни о чём, кроме отдыха, не получается. И это хорошо. А дрова нам всё равно нужны.

Чувствуя, как сжимается сердце, Питьяфинвэ взял брата за плечи, хотел обнять, но Тэлуфинвэ отстранился.

— Лучше снова двинь мне в челюсть, — то ли пошутил, то ли нет, Тэльво и с силой выдернул топор из ствола. — Я скоро приду, не стоит беспокоиться.

— Не пропадай, — с напором сказал Питьяфинвэ, — а соберёшься исчезать, предупреждай.

Тэлуфинвэ не ответил. Замахнувшись топором, рубанув по стволу, Феаноринг вдруг замер и прислушался: звуки разлетаются по воде далеко, заранее предупреждают о приближении тех, кто не старается двигаться скрытно.

Губы невольно улыбнулись.

***

— Из ваших раненых только двое доехали, — поднял глаза от клинка Амдир, проводя по стали точильным камнем. — Но я не интересовался их судьбой: доложил обстановку, взял отряд, который мне любезно предоставил Маблунг, и двинулся в путь. А наш главный певец передавал вашему Маглору пожелание удачи и любви. Надеется на новую встречу.

Сидевшие рядом с ним у костра воины печально улыбались.

— Только при новой встрече двух менестрелей, — скривился в усмешке дориатский лучник, подсаживаясь к своему командиру, — Маглор уже будет королём, а наш дурачок Даэрон, как был верным псом принцессы, так и останется.

— А я так и останусь простым воякой, — угрожающе поднял меч Амдир, — надо мной тоже смеяться будешь?

— Не рискну, — сдержанно поклонился лучник, встав от костра, и исчез во тьме леса.

Вдалеке прозвучали рога, и все эльфы насторожились. Хотелось верить, что это Феаноринги… Но вдруг орки перебили остаток войска и специально вводят в заблуждение последних выживших эльфов, подавая сигнал рогами, вырванными из рук убитых воинов?

Командовать боевую готовность не пришлось: лучники мгновенно рассеялись во мраке, готовясь в любой момент спустить тетивы.

***

Прижимая к груди свёрток, Макалаурэ ехал верхом, полностью полагаясь на своего скакуна, потому что зрение снова было нечётким, а голова кружилась. Морьо, конечно, предлагал эффективное лечение, но наместнику нужен был ясный разум, чтобы осознать, пережить, принять и понять, что теперь делать, отталкиваясь от реальной ситуации, а не надежд и планов. Макалаурэ понимал, что выглядит глупо в обнимку с прожжённой тканью, но почему-то так было спокойнее на душе.

— Сделай себе знамя, наместник, а не обнимайся с реликвией, словно это последние пожитки, — со странным выражением сказал Туркафинвэ, лихо подскакав к брату. В седле он держался уверенно, и со стороны невозможно было догадаться, что ходить без дополнительной опоры Нолдо не мог. — Выглядишь, как погорелец обездоленный.

Макалаурэ именно так себя и ощущал: обездоленным погорельцем, но откровенничать с Тьелко не собирался, особенно после всего сказанного и сделанного. Феаноринг понимал — став лидером, должен научиться идти впереди с гордо поднятой головой, что бы ни случилось, ведь именно так делали отец и старший брат… Но обоих это привело к краху. С другой стороны… А как иначе? Разделить власть и править с братьями наравне? Но тогда Тьелко сделает себя королём сам, а подчиняться ему… Да ни за что!

— Тьелко, — Макалаурэ выдохнул, — ты правильно сказал: прожжённая ткань… со следами пепла — это наша семейная реликвия, и я не собираюсь выставлять её напоказ. Никто уже не помнит, из чьего плаща соорудили тогда носилки, может, того воина и