Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Теперь корона с тебя не упадёт! — снова прозвучала насмешка.
На шее закрепили плащ. Майтимо догадывался, что это его собственный, со звёздами. Промелькнула мысль: Моргот решил — пленник ему больше не нужен, и его можно «отпустить». Феаноринг не верил, что братья приняли условия.
Они не могли! Нет! Нет!.. Они же поклялись! Именем Создателя Эру...
В стене открылась дверь, напоминающая подъёмный мост, став продолжением пола. В лицо ударил ветер со снегом, и Майтимо увидел, что находится высоко в горах.
«Меня отсюда сбросят, — пришла равнодушная догадка. — Скорее бы уже».
Скала была странная, и, если бы Нельяфинвэ не пребывал в полумёртвом состоянии после пыток, заметил бы, что склон со стороны владений Моргота напоминает сторожевую башню, на стене которой можно закреплять лестницы, есть двери и бойницы. Это крепость, лишь замаскированная под гору. И здесь очень жарко…
Кто-то схватил за правую руку, и запястье оказалось стянуто чёрным стальным кольцом с длинным, словно меч всадника, штырём. Металл был очень тяжёлый.
— Я его одна не потащу! — просвистел оглушающий мерзкий голос, смешиваясь с хлопаньем крыльев.
— Не придётся! — ответил ещё один.
Перед глазами замелькали тени, в плечи, под рёбра и в бедра впились длинные когти, и, разрывая плоть, тело подняли в воздух. Практически лишившись сознания от боли, Майтимо всё же видел, как его протащили между пиками Трёхглавой горы, а потом с размаха ударили о склон, прижав к нему на высоте, превосходящей три крепостные стены. Сверху была спущена лестница, и орк, стоявший на ступеньках, взял руку Майтимо за штырь на стягивающем запястье кольце, вставил его в небольшую трещину в скале и тяжёлым кузнечным молотом вбил в камень до упора.
— Отпускайте! — довольно произнёс орк, когти разжались, и подвешенное за руку тело содрогнулось.
Откуда-то взялись силы закричать. Наверное, их подарила надежда, что довольно скоро перетянутая рука отомрёт и оторвётся, и тогда равнина Ард-Гален, простирающаяся далеко внизу, наконец, избавит от боли истерзанного пленника Моргота.
Конец третьей части.
Часть четвёртая: Путь через Хэлкараксэ. Каким цветом рисовать снег?
— Сколько оттенков белого цвета ты видишь, Артаресто? — приобнимая сына за плечи, спросил Финдарато. — Только не спеши с ответом! Присмотрись.
На кончик носа легла снежинка, и эльф сдул её, выставив вперёд нижнюю губу.
— Если бы я рисовал картину, — задумчиво ответил Артаресто, — взял бы белый — много белого! — синий и чёрный, и бесконечно смешивал бы эти три цвета, чтобы переходы стали плавными, живыми.
— А теперь посмотри назад, — загадочно улыбнулся Финдарато. — Что насчёт этих оттенков?
Взгляды эльфов устремились к пламени костров. По расчетам, сделанным много лет назад, именно здесь заканчивалась земля, дальше — только толща льда на поверхности воды. Прекрасный повод устроить длительный привал, жечь костры, не жалея дров и не боясь растопить опору под ногами.
— Так сколько же новых оттенков дарит пламя снегу? — повторил свой вопрос Финдарато.
— Значит, — улыбнулся Артаресто, — нужен ещё красный и жёлтый.
— Именно, — взгляд принца Инголдо стал загадочным. — Теперь у тебя есть все основные цвета. Понимаешь, что это значит?
Юный эльф отрицательно покачал головой.
— Это означает, — подмигнул Финдарато, убирая рукой в дублёной перчатке от глаз мех капюшона, — что, рисуя снег, ты набрал красок и для цветов, растущих в садах, и для ярких певчих птах, и для лесного разнотравья. Зима, сын мой, для нас не будет длиться вечно. Пойдём к костру. Только сначала я возьму арфу.
Артанис услышала слова брата и сразу же отвлеклась от своих верных подданных, что-то показывающих ей на карте.
— Финдарато! — с тревогой в голосе сказала принцесса. — Арфа подождёт!
— Нет, не подождёт! — словно ребёнок, показушно закапризничал Инголдо, доставая из сумки инструмент, уже начавший играть монотонную мелодию. — Видишь, поёт. Ей без меня скучно.
Поднеся звенящую серебряными струнами арфу, управляемую магией, к костру, вокруг которого танцевали, пили вино и ели выловленного из моря зверя, которому пока не придумали имени, Финдарато запел:
— А если там, под сердцем, лёд,
То почему так больно жжёт?
Не потому ли, что у льда
Сестра — кипящая вода,
Которой полон небосвод?
Зима приходит за теплом,
В горячих пальцах снежный ком,
И никаким неверным снам
Не замести дороги нам —
В ночь под невидимым крылом.
— Новости, принесённые разведкой, — попыталась донести важные вести до брата Артанис, — тревожны! Музыка может подождать.
— Ничего не останется от нас, — самозабвенно продолжал петь Финдарато, и его чары заставляли слушателей, даже невольных, забывать обо всём:
— Нам останемся, может быть, только мы,
И крылатое бьётся пламя между нами,
Как любовь во время зимы.
Вслепую вновь перелистай
Пергамент нам доступных тайн —
Лёд, раскаленный докрасна,
Любовь страшнее, чем война,
Любовь разит верней, чем сталь.
Вернее, потому что сам
Бежишь навстречу всем ветрам,
Пусть будет боль и вечный бой,
Не эфемерный, не земной,
Но обязательно — с тобой.
Ничего не останется от нас,
Нам останемся в лучшем случае мы,
Хорошо, что уже не страшно,
И пламя пляшет, как любовь во время зимы.
Арфа всё играла и играла, костры пылали ярче. Безветрие радовало сердца, снег не обжигал лица, небо не затягивала белесая ледяная мгла, и, глядя на звёзды, эльфы улыбались.
— Что за тоскливая песня? — фыркнул Айканаро, подбрасывая хворост в огонь.
— Артанис говорит, что-то плохое случилось, вот я и грущу, — вздохнул Финдарато.
— Я не говорила, что случилось плохое, — прищурилась Артанис. — Вести тревожные, но не злые. Всё это время мы шли по следам наших собратьев, по проложенной ими тропе. Пытались их догнать и не поспевали. Но за теми ледяными скалами впереди следы обрываются.
— Это всё орлы Манвэ, — развёл руками Финдарато. — Спустились с небес и… Унесли наших собратьев.
Принц не уточнил, куда именно могли унести эльфов верные соглядатаи Владыки Арды, поэтому каждый придумал своё направление полёта исполинских птиц с