Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако ничего вписано в текст не было. Слова Клятвы в полном объёме доносили то, что хотел передать братьям Нельяфинвэ.
Смяв лист, прижав его к груди, Макалаурэ склонился над столом, закрыв ладонью глаза. Воображение рисовало ужасающие картины того, в каком состоянии брат писал письмо, если его всегда идеальный почерк превратился в… это…
— Прости меня! — сквозь слёзы прошептал Макалаурэ. — Прости, брат…
Сделав над собой усилие, наместник, не выпуская из ладони исписанный нечёткими кривыми тенгвами лист, развернул письмо врага, с бессильной злобой пришив его к столу кинжалом.
И взгляд сразу зацепился за строку: «…и пусть твой брат, новый король, написал совсем не то, что я хотел…»
От мысли, что враг мог диктовать Майтимо текст, а брат написал Клятву, стало очень холодно.
***
Моргот взял со стола лист, и запястье пленника снова оказалось пристёгнуто к цепи. Сияние Сильмарилей было слабым, и если центральный, самый крупный и яркий из Камней, ещё горел, словно две дюжины свечей, два других, особенно тёплого оранжевого оттенка, совсем угасли.
Нельяфинвэ понимал, что, как бы ни поступил Моргот с написанным его пленником письмом, враг не оставит безнаказанным такое вопиющее неповиновение.
— А ты молодец, — почему-то очень довольно улыбнулся Вала, — настоящий король. Украшение своего рода и всего народа Нолдор.
Подойдя вплотную к пленнику, Моргот посмотрел в глаза Майтимо и нежно тронул темя, а потом стал гладить голову. Обожжённая Сильмарилями ладонь осторожно водила от середины лба до затылка, и всё удаляющийся, тонущий в налетевшей штормовой волне боли голос говорил:
— Ты думаешь, твои братья такие же, как ты. Считаешь их героями. Меряешь своей меркой. Тебя ждёт разочарование, сын великого Феанаро Куруфинвэ. Разочарование и прозрение.
***
Макалаурэ снова и снова перечитывал послание Моргота. Враг требовал отказаться от борьбы, и тогда есть шанс снова увидеть брата живым.
Ещё одни переговоры… Новая западня.
«Его не спасти! — кричал в голове голос Туркафинвэ. — Руссандол мёртв! И с этим ничего поделать нельзя!»
— Майти жив, — схватился за голову Макалаурэ. — Он в руках врага… И мы ничего не можем для него сделать. Даже просто продолжить борьбу… И решение должен принять я.
Прижатое к груди письмо сминалось всё сильнее, слёзы катились по щекам.
— Прости меня, брат… Прости!..
Трёхглавая гора
С высоты полёта орла взгляду открывался вид на опустевшие поселения, вырубленный и выжженный лес, курганы на местах погребальных костров, проложенные дороги в горах, оставленный лагерь на Митриме, пустынную равнину Ард-Гален, на которой пока не выросла новая трава, и северные земли, покрытые вечными снегами и морозной дымкой.
Эльфы уходили через лес на юг от гор, орков нигде не было.
***
— Можно ли считать, что Мелькор победил Феанаро? — задумался Ауле.
— Да, Мелькор победил Феанаро, — отрешённо произнес Манвэ, гладя перья орла.
— Но ведь разбиты обе армии, и продолжать войну они не могут. Никто из них.
— И в этом ты прав. Победа Мелькора равносильна поражению. Нескоро брат восстановит силы, если вообще восстановит. Об этом не должны знать даже Майяр, даже Эонвэ и Курумо. Никто не может нанести Валар сколь-нибудь существенный урон — вот истина, которую обязаны помнить все. Понимаешь, почему, Ауле?
Ауле понимал. Но чувствовал, как единая энергия, единая Песня Творения распадается, всё сильнее отдаляя друг от друга мелодии и аккорды.
***
Зачем… Зачем сердце продолжает биться?..
Сознание снова ясное, но кромешная тьма окружила и лишила зрения: в камере больше нет ни одного источника света.
Боль приковала колени к полу надёжнее самых крепких оков — ногами не шевельнуть. Тело подвешено на цепях за руки, и только голову ничто не сковывает, но сил её поднять нет.
Тьма. И тишина. Полное одиночество, которого никогда в жизни не было: рядом всегда находился кто-то из своих или чужих… Всегда!
А здесь никого. И зачем было ставить пленника на колени? Перед кем? Перед пустотой?
— Именем Создателя Эру Илуватара… — прошептал Майтимо, стараясь справиться с болью. — Приношу я Клятву…
«Клятва со мной всегда, — обречённо подумал сын Феанаро. — Это перед ней я стою на коленях».
***
— Значит, нам пора прощаться, — печально улыбнулся Амдир, пожимая руку Макалаурэ, а потом Линдиро. — Жаль, что победа досталась вам такой ценой, но, если теперь в лесах больше не будет орков и других тварей главной северной твари, значит, всё было не зря.
— Конечно, не зря, — выдавил из себя улыбку наместник, до этого момента уверенный, что уже оплакал и отца, и брата, и остальных, и слёзы высохли в его глазах. — Здесь, у реки мы сможем основать город. Хороший… С крепкими стенами.
— Именно! — подбодрил держащегося из последних сил менестреля Амдир. — А соберётесь воевать, отправите мне птичку. Клетку я оставил твоей охране.
— Спасибо, — кивнул Макалаурэ. — Спасибо, воин.
— До встречи. Друг.
***
В одно мгновение оборвавшаяся вечность во тьме обратилась переливами света, смешалась с рвущими плоть ударами кнута, беспорядочно бьющими, куда получится. Перед палачом поставили задачу: лишить пленника последних сил, чтобы можно было отстегнуть его от цепей с полной уверенностью, что он не станет мешать делать с собой то, что запланировано.
Мерный стук сердца звучал в такт хлысту, возвращая выбитое болью сознание. Тело умоляло о пощаде, заставляло просить прекратить избиение, но губы, уже привычно, шептали совсем иные слова.
Удар лицом о каменный пол заставил содрогнуться и открыть глаза. Это уже было бесполезно: боль смазала мир дрожащей влажной пеленой, и Майтимо ничего перед собой не видел. Лишь игру дивных красок ещё мог различить находившийся на грани жизни и смерти эльф. И всё ещё был способен ненавидеть эту красоту.
Истерзанное тело подняли, понесли… Лестница… Очень долгий подъём. Но даже стонать уже не осталось сил.
Где-то на грани сознания промелькнуло изумление: почему здесь так жарко? Что это? Подъёмник?.. Тьма…
Неожиданная резкая боль вгрызлась в левое запястье, словно отрывая последний уцелевший кусок кожи, а потом — в бедро, пришив к нему руку стальным кольцом. Теперь ей не пошевелить.
— Твоя королевская корона! — рассмеялся кто-то, вроде бы не Моргот.