Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не пойдёшь с Кано, ясно?! — голос Туркафинвэ прозвучал с надрывом, швырнув Куруфинвэ в реальность.
— Яснее некуда, — вздохнул очень похожий внешне и именем на великого Феанаро Нолдо.
— Я что-то не пойму, — прищурился Туркафинвэ, ёрзая на постели, устраивая удобнее сломанную ногу, — ты считаешь, я не прав?!
Куруфинвэ не хотел спорить.
— Я задал вопрос! Курво!
— Видишь, я всё ещё здесь, в твоём шатре, — вздохнул Куруфинвэ, — вывод сделать сам сможешь?
— Не язви, Курво!
— Да успокойся уже! — Феаноринг резко встал из-за стола, хлопнув по нему ладонью. — Ты прав! Доволен?! Но мне твоя правда не нравится!
Туркафинвэ торжествующе усмехнулся.
«Нравится-не нравится, а сделаешь ты, как я скажу».
***
Крики стаи чернокрылов стали слышны в застывшем воздухе задолго до того, как из-за гор показались окружённые редколесьем топи. Макалаурэ и Карнистир в сопровождении десяти почти исцелившихся Нолдор скакали всё быстрее, уже понимая, что увидят, но отказываясь это принять.
Птицы нехотя взлетели, лениво взмахивая крыльями: наелись до отвала, но жадность не позволяла прервать пир, и, если бы не незваные гости, которых пока есть нельзя, чернокрылы бы ни за что не прекратили трапезу.
Ветер ударил в лица, запах смерти заставил содрогнуться, и взглядам эльфов открылось поле недавнего сражения, над которым возвышалось насаженное животом на три копья тело со спущенными штанами. Ещё два окровавленных мертвеца были привязаны к деревьям, остальные лежали там, где их настигла смерть.
Трупов орков на поле боя не осталось. Погребального костра нигде не было видно, значит, их, скорее всего, сбросили в болото.
Макалаурэ покачнулся в седле, из носа снова хлынула кровь. Он попытался рассмотреть висящий на копьях труп, но перед глазами всё плыло.
На плечо легла рука.
— Нельо нет среди этих троих, — сказал Морифинвэ, и менестрель судорожно ухватился за его ладонь. — Подожди, помогу тебе спешиться.
Оказавшись на земле, Макалаурэ еле держался на ногах. Карнистир поддержал брата под руку и молча протянул пузырёк. Менестрель выпил содержимое, даже не поинтересовавшись, что это.
— Надо сжечь тела, — мрачно произнес Карнистир, — но сначала найдём среди них брата.
Макалаурэ кивнул. Кровь ещё капала из носа, но самочувствие в целом улучшилось, появилось отрешённое равнодушие к происходящему. Ну валяются тут полторы сотни трупов. Ну и что?
— Да снимите его уже! — заорал вдруг Карнистир на своих воинов. — Проклятье! Что они с ним сделали! Надеюсь, сначала убили…
Макалаурэ посмотрел на брата, и увидел, что Морьо плачет, наблюдая, как трое эльфов укрывают плащом исклёванное, изуродованное тело Асталиона, с трудом сняв его с копий, на остриях которых теперь болтались обрывки внутренностей.
— Линдиро не стоит видеть это, — закашлялся Морифинвэ, морщась. — Сожжём тела и…
— Пойдём в лес? — Макалаурэ было совершенно всё равно. Уже.
— Да… Там ещё… Проклятье!
***
Поднявшийся среди топей дым, валящий из оврага, куда сбросили тела, прежде чем поджечь, устремился в чёрное небо и слился с дымом от погребального костра около леса в единое тяжёлое серое облако.
Не найдя своего короля и брата среди трупов, Нолдор, помня, что сделали орки с командирами войска, не знали, радоваться или ужасаться. Но, самое главное, было совершенно непонятно, что теперь делать.
Примечание к части Ангбанд
(Рейтинг) Единственное, что никогда не оставит
Когда телега остановилась, Майтимо был уже не в состоянии шевельнуться. И хотя сердце билось идеально ровно, и сознание оставалось ясным, единственное, на что оказался способен измученный пленник — лежать молча, не доставляя радости врагам своими стонами.
Вокруг звучали голоса, Нельяфинвэ мало понимал из сказанного, кроме того, что его называли «заморской тварью», визжали : «Надо сообщить Владыке!», орали: «Уже давно сообщили!», а ещё насмехались: «Заморские твари, похоже, не чувствуют боль».
«Чувствуют… — обречённо подумал Феаноринг, лёжа на снегу, обжигавшем израненную кожу. — Ещё как чувствуют».
Кто-то снова схватил за волосы и, оттянув голову назад, начал пихать в рот флягу. Давясь и стараясь выплюнуть всё, что залили в глотку, король Нолдор Нельяфинвэ Руссандол получил удар кулаком по носу.
А потом обнаружил себя уже внутри какого-то длинного коридора. Мрачного и красивого. Пленника несли на носилках, примотав к ним верёвкой. Пол оказался наклонный, спуск казался бесконечным. И лучше бы так и было.
Дверь открылась в полу. Лестница оказалась длинная, крутая, каждая ступенька становилась новым испытанием для израненного тела, и когда Майтимо положили на что-то жёсткое и шершавое, зафиксировав ремнями: широко раскинутые руки в районе кистей, локтей и плеч, ноги — за колени, лодыжки и бедра у паха, и тело — под грудью, Феанорингу уже было всё равно, что с ним происходит. Шипастый Молот оказался прав: пленника прекрасно подготовили к допросу, и следовало начинать немедленно, однако все ушли. Нельяфинвэ Руссандола, беспомощного и терзаемого болью, оставили в камере, видимо, рассчитывая добить страхом одинокого ожидания пыток.
«Я всё потерял… — в отчаянии подумал старший сын Феанаро, чувствуя, как срывается дыхание, и по лицу текут слёзы. — Я больше никогда не увижу свою семью, а отец и вовсе мёртв… Я был королём, а теперь… У меня ничего не осталось, кроме боли и позора…»
Отчаяние нахлынуло ударной волной, понимание, что находится в плену Моргота, убивало волю, отнимало последние силы, брошенные на борьбу с терзавшими плоть ранами.
«В плену… Моргота… — озарение неожиданно вырвало из засасывающей бездны безнадёжности. — Я же клялся вернуть Сильмарили! И вот я здесь, рядом с ними! Что, если…»
— Я всё потерял, — непослушными губами прошептал Майтимо, смаргивая