– Ч-чепуха! – воздел палец Буряковский. – Небыло никаких таких древних греков! И никаких римлян не было... древних! Это всепотом немцы придумали, чтобы оклеветать Ломоносова! Сейчас докажу!

Он припустил в палатку и скоренько вернулся с толстеннойрастрепанной книгой без обложки. Потеснив Мазура, вскарабкался на заднеесиденье джипа, наполнив машину ядреным ароматом браги, распахнул книгу,спохватился, что держит ее вверх ногами, вернул в нормальное положение ивозгласил:

– Вот, слушайте, что пишет академик Хоменко! «Посколькусредний параллакс Юпитера никогда не выходит за созвездие скорпиона, отсюданедвусмысленно вытекает, что Новгородская летопись является позднейшейподделкой Якова Брюса...»

– Оно, конечно, – согласился Котовский. –Ежели параллакс, то тут уж никаких дискуссий... А не выпить ли нам за академикаХоменко?

Он достал из бардачка бутылку виски, большой пластмассовыйстакан, и сноровисто набулькал такую дозу, что способна была в секунду уложитьлюбого, находящегося в долгом запое.

Так оно и произошло – одним духом выхлебав чуть ли не третьбутылки, Буряковский посидел, таращась на них осоловело, потом стал клонитьсявправо и, навалившись на плечо Мазура, смежил глазыньки.

– Давай, Степаныч, отволокем ученого человека в егофигвам, – хохотнул лысый. – Чтоб под ногами не путался... Чтосмотришь, чадо? Ладно уж, сходи в тайгу, поищи девочку, да объясни ейприличными словами, что в ближайшие часа три ей уж точно в трусы никто неполезет. Смотри у меня, прилично себя веди!

Он выпрыгнул первым и помог Мазуру вытащить храпящегопрофессора, тяжеленного, как матерый морж. Подхватив бородатого под микитки,они отволокли красу и гордость археологии в палатку, где и бросили без особыхцеремоний на смятый спальник. Котовский заботливо прикрыл крышку на громадномбидоне с брагой и звучно накинул защелку:

– Выдохнется еще, а к спиртному относиться надоуважительно...

– Пал Федорыч! – заорал снаружи шофер. – Они,похоже, возвращаются, грузовик едет!

Оба шустро вышли наружу. Из тайги опасливо возвращаласьвзъерошенная Лизетта – в обыденной жизни, надо полагать, просто Лизочка – а состороны узкой дороги, рассекавшей чащобу, и в самом деле слышалось ворчаньемотора, причем автомобиль был явно не легковой.

– Какая у вас машина, Лиза? – спросил Мазур.

– Этот, как его... ГАЗ-66.

– Точно, – поддержал шофер. – Во-он «шестьдесятшестой» ползет. Лизочка, а не помочь ли вам на кухне? Я в армии был поваромпервого разряда, генералов кормил в Генштабе, в самой засекреченной столовой...

Покосившись на Котовского и не встретив с его стороны особыхвозражений, он проворно удалился к печурке вслед за девушкой, на ходу вешая ейна уши какую-то лапшу. Она уже хихикала, девушка, понятное дело, а не лапша.

«Шестьдесят шестой» с выцветшим брезентовым тентом выехал напрогалину, остановился у дальней палатки, и оттуда стали выпрыгивать люди.Мазур подметил, что стекло в левой дверце разбито сразу бросавшимся в глазаобразом – будто по нему от всей хулиганской души треснули чем-то тяжелым, и оноразлетелось почти целиком, только по краям рамы торчали разнокалиберные острыеосколки.

Выпрыгнувший из кабины шофер бросился как раз к этому самомуокну и уставился на него, яростно и беззвучно шевеля губами – с таким видом,словно загибал семиэтажную конструкцию.

Из кузова выпрыгивали «гробокопатели» – обоего пола, числомоколо десяти, и все какие-то понурые, удрученные, пыльным мешком из-за углапришибленные, и это что-то не вполне походило на обычную рабочую усталостьпосле душевной работы лопатой...

– Вон она, – тихонько сказал Котовский,подталкивая Мазура локтем. – Томка.

Мазур откровенно уставился в указанном направлении:

– Которая? В клетчатой рубашечке?

– Нет, у которой на майке лошадь...

Мазур присмотрелся. И ощутил легонькое разочарование: онотчего-то ждал, что увидит роковую красотку вроде Лары. Ничего подобного.Девица как девица, отнюдь не урод, но ровным счетом ничего особенного –молодая, крепенькая, коротко стриженая, обыкновенная. Из таких во временаюности Мазура обычно рекрутировались боевитые комсорги или заядлые спортсменки,не то чтобы мужеподобные, но лишенные некой неуловимой доли секс-эппила. Толькоглаза определенно от Гвоздя – такие же светло-синие, волевые...

Они так и не разошлись – стояли тесной кучкой, почти неразговаривали, и лица оставались удрученными, потерянными. Их шофер торчал уразбитого окна, зло курил, то и дело сплевывая под ноги. Громко бросилподошедшей к нему женщине, выглядевшей гораздо старше студентов:

– Пулеметик бы где взять...

Она, стиснув ладонями виски, охнула:

– Славик, хоть ты под ногами не путайся...

Ну, начальница, конечно, определил Мазур. То ли правая, толи левая рука профессора Буряковского. Классический пример ученой дамы среднихлет, с грехом пополам пережившей и перестройку, и все последующее: характернаялегонькая истеричность на лице, суетливая развинченность движений...

Котовский браво шагнул к ней, издали улыбаясь:

– Галина Прокопьевна, как она, жизнь? Мы вот опять квам нагрянули по срочной надобности...

Она вскинула на него глаза, трагическим тоном изрекла:

– Ох, простите, Павел Федорович, я вас и не заметила...Вы извините, у нас тут неприятности...

– Это с чего бы вдруг? – сияя золотыми зубами,пожал плечами лысый. – Места прекрасные, воздух чистейший... Кто посмелученых людей обижать?

– Обезьяны здешние! – сказала она всердцах. – Прости меня, Господи, за такие слова, но тут никакойинтеллигент не выдержит...

– Сагайцы? – насторожился Котовский. – Чтостряслось-то?

– Что-что... Приехали на раскоп целой бандой, верхом, сружьями, у одного, по-моему, даже автомат был... С рожком такой, как вкино...

– А вы не преувеличиваете, хорошая моя? – спросилКотовский, оглянувшись на Мазура быстро и цепко.

– Очень похоже, а вы знаете, что не преувеличиваю...Автомат ведь очередью стреляет? Трах-тах-тах?

– Ага, – сказал Котовский. – Есть у неготакая особенность.

– Вот видите. У них и автомат был.

– Это точно, – сказал рядом шофер, ни к кому вточности не обращаясь. – Натуральный «Калашников», хотя и старенький. Чтоя, в армии не служил?

– Интересные дела, – сказал Котовский. – Ичто?

– Ну, что... Разъезжали по полю и палили вверх, –вовсе уж надрывным тоном поведала Галина Прокопьевна, нервно похрустывая худымипальцами. – Сначала издали, потом все ближе и ближе. В конце концов началив нас целиться, орать разную похабщину... И насчет наших девочек, и насчеттого, что нам следовало бы отсюда убраться, и побыстрее. С их древнейнезависимой земли. Один, скотина, из ружья так выпалил, что пуля над головамипролетела. Ну, я распорядилась прекратить работу и возвращаться в лагерь. Такодин на прощанье прикладом двинул по стеклу на полном галопе, джигитдолбаный...