– Усики он то приклеит, то сорвет, и шляпы тожеменяет, – усмехнулся Борис. – Утром был в котелке, а потом наделтакой… пирожок. Скоро до чалмы дойдет!

– Вы напрасно смеетесь! Где вы его видели?

– У отеля видел, потом вечером – когда Анджелу в«Грезу» провожал… Один Бог знает, как мне надоели ее песенки!

– Это ваше личное дело, – сухо заметилГорецкий, – служба есть служба, она никогда не бывает приятной.

– Ну… – замялся Борис, – я бы так не сказал.И еще я того типа заметил сегодня днем, когда хотел в госпиталь зайти, –Петра навестить да сестре немного денег передать.

– Надеюсь, в госпиталь вы после этого не пошли?

– Разумеется, не пошел, за кого вы меня принимаете,Аркадий Петрович, право слово! Чтоб я еще сестру родную подставлял под удар!Только Варвару так и не повидал, а она небось волнуется – куда это я подевался?

– К Варваре Андреевне я уже посылал Саенко.

Саенко был верным ординарцем полковника Горецкого, которыйпоследовал за ним в Константинополь. Он обладал удивительным качеством везде ив любой ситуации чувствовать себя как дома, быстро освоился за границей и легкодоговаривался о любом деле с турками, хотя языка не знал.

– А вы уверены, что этот подозрительный тип непроследил вас до моего дома?

– Я был осторожен, сумел уйти от него на Пери – тамтакое столпотворение, сами знаете.

– Гм, но все же, Борис Андреевич, надо нам с вамименять тактику. Слежка говорит о том, что вами заинтересовались. Вашапрелестная пассия несомненно рассказала о вас своей подруге. А то, что послали бездарноготипа, так это, во-первых, с их стороны предварительная прикидка, а во-вторых,они же не знают, что вы выполняли многие мои поручения и научились определятьслежку.

– И еще многому другому, необходимому в нашей с вамипрофессии, – вздохнул Борис.

– Все же, голубчик, нашим вечерним беседам пришелконец, – твердо проговорил полковник. – Как я ни стараюсь выглядетьнезаметно, думаю, что компетентным людям известны мои связи с англичанами. Такчто если нас с вами увидят вместе – вся операция полетит в тартарары.

– Значит, как раньше, в Феодосии – через Саенко?

– Нет, тут Саенко не подходит. Если вы сумеетезаинтересовать соратников Гюзели по-настоящему, то слежку за вами будут вестипрофессионально, так что каждый ваш шаг будет на виду. Вы не должны до поры довремени вызывать у них ни малейших подозрений. Придется нам общаться при помощипочтового ящика. Каждый вечер вы будете составлять краткое донесение иоставлять его в ресторане у Луиджи – он предупрежден, так что всегда будетпринимать у вас плату сам, таким образом вы сможете передать ему донесениенезаметно.

– Да, но мои ежедневные посещения Луиджи тоже способнывызвать подозрения! Правда, я могу, конечно, послать коридорного или лакея,если хорошо заплатить ему…

– Боже вас упаси! – Горецкий даже вскочил скресла, в котором сидел, рассеянно посасывая нераскуренную трубку. – Делов том, что гостиничная и домашняя челядь кишит чернокожими различныхнациональностей. В основном это арабы – алжирцы, марокканцы, жители Египта, атакже негры и метисы всех мастей. И все эти чернокожие только друг с другомпо-настоящему откровенны и только своему брату расскажут всю правду. А белыйчеловек должен сразу же отказаться от всякой попытки завоевать их доверие.Именно поэтому здесь я не могу использовать в полной мере способности иобщительность Саенки. Вы же помните, как ловко ему удавалось получатьинформацию и вообще входить в доверие к простым людям там, в России? Здесь – нето, да и языка он не знает. Конечно, теперь, когда в Константинополь хлынулпоток русских беженцев, возможно, и появится в отелях русская прислуга, но покадо этого далеко.

Помните, Борис Андреевич, что «золотой ключ», имеющиймагическое действие повсюду, здесь, на Востоке, вовсе не обладает такимсвойством. Иной пройдоха – коридорный, естественно мусульманин, и денежки у васс удовольствием возьмет, а поручение не выполнит. А вам поклянется, что всесделал как надо. Это же у них просто доблестью считается – обмануть иноверца!

Иное дело – прислуга в европейских отелях, – в голосеГорецкого послышались мечтательные нотки, и Борис понял, что полковник сноваударился в воспоминания. – Швейцары и лакеи в отелях Парижа, Брюсселя,Монте-Карло и других городов говорят на нескольких языках, обладаютнаблюдательностью и острым умом. Они мастера в искусстве отгадывать разныенезнакомые им вещи и еще больше преуспели в умении держать язык за зубами. Но,обладая известным умением, можно заставить их проболтаться. Только не взяткой.Прислуга в крупных отелях слишком уважает себя и к тому же держится за место.Избави вас Бог, Борис Андреевич, использовать такие грубые приемы, как подкуп.Вы не узнаете ничего серьезного. Обращайтесь к ним с уважением и тогда вполнеможете ожидать от них помощи.

Борис хотел было прервать полковника, сказав, что онинаходятся в Константинополе, и что в наше смутное время может так случиться,что ему, Борису, никак не понадобится знание психологии европейской прислугихотя бы потому, что он может не попасть в Париж или в Монте-Карло. Но онсдержал первый порыв, поглядел на Горецкого и улыбнулся. Снова на носуполковника сидело пенсне, и он выглядел добрым профессором. Борис в который разпоразился такой метаморфозе.

Он прислушался к себе и отметил, что пространные лекцииГорецкого, произносимые им менторским тоном и, как он считал раньше, унижающиеего, Бориса, достоинство, больше не вызывают раздражения. Вообще Борис сталгораздо спокойнее здесь, в Константинополе. Исчезли надрыв и приступыбессильного бешенства. Все в прошлом, Горецкий прав: они потеряли Россиюнавсегда. Только иностранцы могут думать, что большевики не удержатся у власти.Русские, воевавшие с красными, твердо уверены: если уж не удалось победитьСоветы с оружием в руках, то все кончено. Так просто большевики власть неотдадут, а немногочисленные бунты утопят в крови.

Профессорский сын, человек мягкий и интеллигентный, Борисдолго не мог найти себя в революции. Два года понадобилось ему для того, чтобырешиться перейти непосредственно к борьбе с красными. И за последующие два годана фронте из характера Бориса исчезла былая мягкость, война выжгла его изнутри.

Зато теперь к нему пришла зрелость. Слишком много пережитобыло за предыдущие годы, в душе он чувствует себя старше и мудрее своих лет.Огрубевший в боях и походах, здесь, отъевшись и одевшись в приличный костюм, онвспомнил все уроки приличных манер, преподанные ему в свое время матерью.

Полковник Горецкий перехватил улыбку Бориса и смутился:

– Простите, голубчик, снова я увлекся. Старость,наверное, все на воспоминания тянет…

И поскольку Борис не стал разуверять полковника, тот совсемрасстроился и сухо закончил:

– Стало быть, если не сможете побывать в ресторанеЛуиджи, то оставляйте донесение в парикмахерской мосье Лиможа. Садитесь всегдав кресло, крайнее справа, и засовывайте незаметно бумажку между подлокотником исобственно сиденьем. Ни у кого не возникнет подозрения, что человек посещаетпарикмахерскую каждое утро. Мишель, так зовут парикмахера, работает наангличан, а владелец ресторана Луиджи – лично на меня. То есть он не работает,а делает мне любезность. Так что предпочтительнее общаться через Луиджи.