через всю страну, я еще не летал. Я попытался приободриться разговором с военпредом Хвостовым, он часто летал на очень отдаленные объекты в стране. На мои опасливые намеки Хвостов жизнерадостно отрубил:

— Где начинается Аэрофлот — там кончается порядок!

Я вышел из дома с плохими предчувствиями. Вспоминались случаи авиакатастроф, представлялось, как развалится самолет, и я полечу к земле в новом пальто, которое напрасно купили.

Но после взлета все стало привычным, спокойным. Самолет пробил облака и плыл в синеве, светлеющей на востоке. На земле, укрытой снегом, бусинками огней обозначались населенные пункты и дороги. Двигатели гудели ровно, мощно и уверенно.

Рядом сидел морской офицер, впереди молодая красивая женщина кормила творогом ребенка. Глядя на ее высокую шею, на узел волос, перехваченный резинкой, я все более успокаивался.

Принесли завтрак. Моряк достал плоскую бутылку, сказал:

— Армянский. Давайте — за встречу. Лететь долго.

После пары рюмок у нас завязался разговор. Он служит недалеко от Владивостока, командует большим кораблем, а в Ленинграде провел часть отпуска из-за романтической истории, которая с ним случилась в годы учебы. Я понял, что эта история волнует его, вызывая желание разобраться в своих мыслях в беседе с кем-то.

— Я попал в морское училище Ленинграда после службы на флоте, — задумчиво начал он рассказ, — в казарме разговоры одни — о женщинах и выпивке. Иногда разрешали сходить на танцы в дом культуры. Там я и познакомился с одной. Она училась в Институте культуры, звали ее Люси. Фигура — не передать! Одевалась красиво. Влюбился я в нее так, что еле доучился. На службу меня распределили в Мурманск.

Я ей говорю: «Люси, поехали со мной! Так тебя любить буду — ты у меня никогда не состаришься!» Она была старше меня.

А Люси отвечает, как будто ничего между нами и не было:

«Приедешь — всегда встречу. Но семейная жизнь меня не прельщает, насмотрелась, чем она чаще всего кончается».

Проводила меня на вокзал, поцеловала, как любящая женщина.

Началась служба, а мне — мука. Звоню ей, пишу каждую неделю.

А она в ответ: «Зачем я тебе?»

На корабле ушли в большой поход. В море позабылось. Вернулись и я с пирса — к телефону. День звоню, два — не отвечает. Нашему экипажу надо отмечать приход на базу, а я — как больной.

К десяти часам вечера, когда началось настоящее флотское веселье, я понял, что нужно делать. Взял две бутылки шампанского и — на поезд, в Ленинград. Там на такси приехал к ней на Васильевский остров. Кинулись друг к другу в объятия. Я задохнулся от счастья. Но ночь — как пытка. Рядом она, а все — безнадежно, разрыв неизбежен. Продолжаться так не могло.

Перевелся на Дальний Восток, женился, родились дети, жизнь устраивается. А в этот отпуск что-то погнало меня в Ленинград, где у меня была такая первая любовь.

Он разочарованно махнул рукой.

— Что годы с нами делают! Где та Люси и то состояние любви?! Чай, улыбочки… Она держит фасон, но вижу — плохо. Даже пожалел, что встретились, а не осталась прежняя хорошая память.

Моряк замолчал, а я удивился сохранившейся в нем чувствительности.

Полет происходил с двумя посадками. В Чите самолет штурмовали, как пригородный автобус. Натиск желающих долететь «хотя бы — до Благовещенска» сдерживала на трапе молодая стюардесса. Корпус самолета содрогался от ударов загружаемых чемоданов и тюков. В конце посадки появился взвод солдат в полном снаряжении. Мест не было, они стали в проходе салона. На все это спокойно взирал пилот, видно считавший, что не стоит тратить здоровье по пустякам. Наконец двери самолета закрыли, мы понеслись по взлетной полосе.

Моряк с романтической историей любви, солдаты, вежливо стоящие у кресел, красивая женщина с ребенком, все пассажиры показались мне близкими, связанными общей судьбой, людьми. Стало обидно, что мы больше никогда не встретимся. Думая об этом с радостью и грустью, я заснул. А проснулся уже в Хабаровске.

* * *

Эти годы моей работы совпали со строительством и модернизацией нашего военно-морского флота и применением на крупных кораблях атомных энергетических установок. Надежность их работы зависела и от качества литых корпусов трубопроводной арматуры, используемой в контуре охлаждения реактора.

Освоение технологии литья корпусов из специальной стали поручили моей бригаде. Я засел за изучение истории создания и применения этих сталей. Она оказалась достойной приключенческой повести. В ХХ веке началась «эпоха моторов». Соответственно, резко возросла добыча и переработка нефти в горючее и другие материалы. Тысячи километров труб из хромоникелевой стали сваривали и использовали для перекачки нефти, ее переработку в топливо и различные добавки.

И в разгар этого промышленного бума сварные стыки трубопроводов начали разрушаться от неизвестного вида коррозии. Исследования показали, что для ее предупреждения в сталь нужно добавлять титан.

От его содержания существенно зависит качество литой поверхности деталей. При плавке в индукционных печах, на «свежих» материалах, этой проблемы практически нет. Но у нас в цехе сталь выплавляли на «отходах» прежних плавок в большой электродуговой печи. При этом трудно обеспечить содержание титана в узких пределах, а тогда еще не было приборов для экспресс-анализа химического состава стали. Малое содержание в стали титана могло привести к ее коррозии, а повышенное — к ухудшению качества поверхности отливок, большим затратам при их зачистке с помощью ручного инструмента.

Производство отливок из этой стали для изделий новых заказов нужно было решить в сжатые сроки. В лаборатории завода были выполнены исследования влияние химического состава, термической обработки стали на ее прочностные и коррозионные свойства. По результатам этой работы осуществили ряд решений для обеспечения требуемого качества литья. В нашем головном институте утвердили технические условия на отливку деталей для изделий, используемых при работе атомных энергетических установок судов. Я активно участвовал в этой работе и впоследствии использовал ее результаты в диссертации на ученую степень кандидата технических наук.

* * *

В 1963 году я женился. Лина, инженер-электрик, была на два года младше меня. Ее семья, имевшая фамилию Локшины, годами жила в белорусском городке Кричев, известном искусными ремесленниками и еврейским казачьим полком во времена Екатерины Второй.

После революции Локшины перебралась в Ленинград. Дочери Соня и Роза вышли замуж и начали работать в Институте прикладной химии. Младшая дочь, Гина, поступила учиться в университет на математика.

Начавшаяся война жестоко повлияла на их дальнейшую судьбу. Отец Лины добровольцем ушел на фронт и погиб на Лужском рубеже, может, в то самое время, когда меня везли в эвакуацию.

Двухлетняя Лина опрокинула на себя