ним стоял шестнадцатилетний сын, такой же задумчивый, как отец, по словам жены Кашкина — Вари, такой же «рукастый».

Кашкин поставил перед собой задачу создать пневматическое зубило с пониженной вибрацией, сделал опытный образец.

Но случилась беда, он серьезно заболел, похудел, его лицо пожелтело. Медицинское обследование подтвердило самый плохой диагноз.

При последней встрече, виновато улыбнувшись, Кашкин сказал:

— Грызет, гадина…

* * *

Так случилось, что в первый год работы я столкнулся с неприятными событиями, они вызвали у меня грустные переживания, размышления.

Но следующий год был более удачным. Военкомат направил меня в Харьков на курсы изучения новых средств вооружения — ракет. Согласно новой военной доктрине страны, молодые офицеры запаса должны были пройти обучение этому виду оружия.

Секретное учреждение в пригороде Харькова окружала высокая стена, у входа стояли часовые с автоматами. А в сотне метров от них, в стене был сделан проход, им пользовались после вечерней поверки.

Там я подружился с москвичом Зиновием Черняком. Мы приходили к моей тете Доре, переодевались в гражданскую одежду и направлялись на главную улицу города знакомиться с харьковскими красавицами.

Тетя Дора определяла действия всех членов своей большой и дружной семьи — сыновей Павла и Бори, невесток и даже мужа дочери Розы, при том, что он был значительным работником в городской торговле. Мне очень понравились дети Тети Доры — красивые, умные, добрые. Особенно впечатлил старший сын, Павлик — голубоглазый брюнет такого обаяния, что просто хотелось стоять рядом с ним, чувствуя радость от близости к умному и мужественному человеку. Он работал главным инженером завода, выпускающего оборонную продукцию.

Встретился я и со школьными друзьями, работавшими в Харькове.

Дима Ауслендер занимался проблемами в институте атомной энергии. Позже он стал одним из сотрудников академика Г. И. Будкера, работал в Европейском институте ядерных исследований, умер в Москве и был похоронен в присутствии первых лиц страны. А тогда в его квартире, расположенной в Пятихатках, мы отметили день рождения Зиновия за столом с редкими яствами, присланные ему из Москвы.

Володя Бренер создавал приборы для систем навигации в космосе, а Володя Ефименко исследовал процессы синтеза пластмасс из нефти и газа. Мы были очень рады встрече и успехам каждого.

На курсах изучали «изделие 51К» — жидкотопливную ракету, одну из первых, полностью сконструированных и изготовленных в СССР. Меня заинтересовало ее наведение на цель с помощью гироскопов, тогда не было компьютерных систем управления такими объектами.

После военных курсов мы с Зиновием поехали отдыхать в Пицунду. Там собралась веселая компания москвичей. Один из них неплохо играл на аккордеоне, я аккомпанировал ему на гитаре, вокруг нас собралась веселая компания, появились симпатичные девушки.

В Пицунде еще не были построены небоскребы М. Посохина, в парке третичных сосен стояли палатки случайных туристов, а за высокими заборами находились дачи Н. С. Хрущева и В. С. Мжаванадзе, тогда — первого секретаря компартии Грузии. На даче Н. С. Хрущева часто появлялись космонавты, герои того времени. Всех гостей кормили с неподалеку расположенной птицефабрики. Меня пригласили играть в футбол за команду птицефабрики против команды города Гагры. Я забил гол, и это обеспечило нашу компанию цыплятами «табака». Так что, мы ели с одного стола с очень важными людьми страны.

В это время недалеко от Пицунды снимали фильм «Черная птица» о победе кубинской революции. В фильме были заняты Игорь Дмитриев и Сергей Юрский. Дмитриев, в комбинезоне цвета «хаки», в высоких ботинках, играл одного из «барбудос». Он все время был задумчив — входил в роль. А Юрский отвлекал его постоянными шутками, может, он исполнял в фильме роль веселого бродяги из трущоб Гаваны.

«Киношники» позвали нас сняться в массовке «побег от самолета» и даже заплатили какие-то деньги. И тогда из их радиорубки я впервые услышал тихий голос, заставивший меня остановиться и замереть всей душой, впервые услышав трогательную мелодию и слова:

Когда не могу пересилить беду,

Когда подступает отчаяние,

Я в синий троллейбус сажусь на ходу,

Последний, случайный…

Песни Булата Окуджавы объединяли нас, вызывая радость и счастье, в последующие двадцать с лишним лет.

* * *

Благодаря усилиям дяди Миши еще до окончания моего обучения в институте, наше жилье в Ужгороде было обменено на комнату в доме на углу улицы Дзержинского (сейчас снова — Гороховой). Недалеко от нашего дома находился клуб культуры и самодеятельности, там меня приняли в эстрадный коллектив, который исполнял песенно-игровые миниатюры на злободневные тогда темы. Кроме приятного общения, нам случалось заработать что-то на праздничных концертах. Деньги мы сразу пропивали в кабинете добрейшего администратора клуба, мы звали его Яковом Контрамарковичем.

Там я познакомился с Ирой, студенткой пятого курса Холодильного института, выпускавшего невест из состоятельных семей города. Думаю, знакомство со мной Ира восприняла, как случай приобщения к артистической богеме, вначале наши отношения даже были похожи на любовь. Она не раз приглашала меня к себе домой, где я созерцал обстановку нереального для меня богатства.

За стеклами модного серванта «Хельга» таинственно мерцали бокалы из хрусталя и чешского стекла, сгрудились чайные, столовые сервизы с богатой росписью пасторальных сцен. На полках шкафов стояли тома зданий, подписка на которые обычным гражданам доставалась часами стояния в очередях или сдачей пудов бумажной макулатуры.

Такое благополучие объяснялось тем, что папа у Иры был директор большого магазина подарков. Его звали Роман Ильич, он отнесся ко мне благожелательно, может и оттого, что ему надоел круг женщин на работе и дома. Иногда Роман Ильич беседовал со мной, проявляя склонность к философскому осмыслению своей работы. Он говорил:

— Торговля определяет развитие человечества, и ею нужно заниматься серьезно. Вот приходят в магазин пожилые супруги, не те пугливые, что переспрашивают цену и долго думают. Они зашли за батистом на нарядную блузку для жены. У нас своеобразная система снабжения. В Мурманске этого батиста — на портянки, а к нам не завезли, скорее всего, он будет лишь к зиме. Нельзя их огорчать, и я любезно говорю, что батист — ткань красивая, но — недолгая. Несколько стирок, глажка и — тряпка для протирки мебели. А вот, совершенно случайно, у нас есть итальянский ратин, материал, никогда не теряющий цену. Супруги берут ратин и уходят, довольные покупкой стоящей вещи.

Думаю, пугливые посетители не заходили в магазин Романа Ильича.

А мама Иры, Софья Семеновна, дала мне понять, что я — случайный гость, хотя и спросила, что мы исполняем в эстрадном ансамбле. Как я понял, она тайно считала, что зарыла свой артистический талант в яме семейной