чайник с кипятком, получила ожоги. Все это помешало эвакуации семьи из города, и старшие Локшины в первый год блокады умерли от голода.

Роза Исааковна и Лина, находившаяся в круглосуточном детском саду, бедствовали в городе всю блокаду. Полуживую Софью Исааковну эвакуировали по Дороге жизни. Гина, как-то выживала в общежитии университета, работая в госпитале.

Лина не рассказывала мне о бедах ее семьи в войну, я узнал об этом, все чаще приходя к ней. Мне нравилась атмосфера взаимопонимания и душевного тепла между ее мамой и тетями. Представлялось, что их красивые смуглые лица, рассудочное и чувственное восприятие жизни, могли свидетельствовать о долгом пути предков семьи из Испании.

Решение о женитьбе я принял одним вечером, когда случайно увидел фотографию Розы Исааковны и Лины в блокадном Ленинграде.

Женщина с худым лицом, в длинном темном пальто, держала за руку девочку в шубке, повязанной сверху платком. За ними вмерз в сугроб троллейбус, в серую мглу уходила улица с темными провалами окон домов. Эта картина обреченности людей вызывала тоску и сочувствие.

В литейном цехе работают посменно. Еще не построили станцию метро «Петроградская», и я долго ехал трамваем на завод утром или в полдень, или когда уже город готовился ко сну.

Первый отпуск мы с Линой провели в лодочном походе на Селигере. От базового туристического лагеря, недалеко от Осташкова, мы плыли мимо спокойных берегов с редкими деревянными избами, церквями, в которых еще можно было обнаружить старые иконы, мимо остатков старого моста, силуэт которого загадочно темнел на фоне вечернего неба, мимо следов старины, вызывающей грустные и светлые мысли.

Помню долгое плавание по Березовскому плесу к песчаному берегу, на котором, как пальмы, стояли три сосны, спуск по быстрой речке Селижаровка, на одном из поворотов принимающей в свои воды не очень большой приток, который давал общее имя Волга дальнейшей главной водной магистрали центральной России.

После похода не хотелось возвращаться «в суету городов и потоки машин», к жаре плавильных печей, к задымленному заливочному плацу литейных форм.

Но в молодые годы никакие трудности не вызывают растерянность или уныние. Через два года семейной жизни у нас родилась первая дочь Таня, а судьба поощрила меня зарубежной командировкой.

Югославский дневник

После двадцати лет идеологического противостояния возобновились экономические и культурные отношения между СССР и Югославией. Появились проекты нашего промышленного сотрудничества, один из них предусматривал помощь югославам в организации производства литых деталей для трубопроводов химических заводов.

Внешнеторговая организация «Проммашэкспорт» прислала на наш завод письмо, в нем предлагалось отправить в Югославию инженера-литейщика. Руководство завода ответило на этот запрос формально, полагая, что это одно из начинаний, обычно, кончающееся ничем. Для поездки предложили меня — молодого инженера, уже имеющего опыт изготовления такого литья и проявившего в работе усердие. После этого о командировке не приходило каких-либо вестей, интерес к ней у меня пропал. Но весной 1966 года из нашего министерства пришло письмо об отправке меня в Москву для обсуждения деталей поездки за рубеж.

В министерстве мне сказали, что Югославия — не Болгария, даже — не Польша. Там прозападные настроения, нужно быть осторожным.

Первым технической стороной поездки заинтересовался только что назначенный начальник нашего «главка» И. Н. Юрьев. Выслушав мои пояснения, Иван Николаевич пожелал мне успехов и поставил в моем выездном деле согласующую подпись.

Заместитель министра А. А. Хабахпашев принял меня в одиннадцать часов вечера. Такой режим работы был у этого человека, организатора промышленности в предвоенные и военные годы. По специальности Хабахпашев был металлург, надеясь на его понимание, я сказал, что имею опыт выплавки металла в электродуговых печах, а какие там, у югославов, никто не знает. Может, — индукционные печи, а на них я не работал. Арсений Александрович рассмеялся.

— Для того и посылаем специалиста, чтобы смог решить все вопросы. И что особенного при плавке в индукционной печи? Кастрюля, — что положил, то и получил. Уверен, вы справитесь, но ответственность за поручаемую работу нужно понимать, вы представляете страну.

Прошел еще месяц, и выяснилось — в командировку нужно выезжать срочно.

Мое дело поступило в Управление кадров Министерства. Неказистого вида работник, полистав папку с моим делом, уставился на меня с видом удивления, неодобрения и задумчиво произнес:

— Странно, вы — не член партии, а едете в такую командировку…

Резуненко, такая была его фамилия, подозрительно разглядывал меня, хмыкал, но было видно, что он растерян. Мой отъезд был согласован с важными лицами министерства, а ему теперь приходится отвечать за оформление документов такой сомнительной личности, как я.

Подумав некоторое время, Резуненко выдавил из себя:

— Подождите в коридоре…

В коридоре я просидел три часа. Резуненко и другие работники не раз озабочено проходили мимо, казалось, все они зловредно заняты моим делом, и я подумал, что везению с поездкой за границу пришел конец. Наконец Резуненко появился передо мной и сурово бросил:

— Идемте.

Мы поднялись на охраняемый этаж министерства, вошли в приемную начальника Управления кадрами В. М. Апрелева. Высокий человек с усталым лицом вышел из-за стола, поздоровался со мной за руку.

Он около минуты разглядывал меня, потом сказал:

— Нужно ехать. Я поручился за вас. Не обижайтесь, к вам относятся хорошо, но есть независящие от нас моменты. Езжайте, ознакомьтесь, составьте план работ и возвращайтесь. Думаю, полмесяца для этого хватит, а дальше — решим, что делать.

Все, что накопилось за этот день, заставило меня сказать:

— Владимир Михайлович! Мне незачем ехать туда, чтобы составлять план кому-то. Этим мы лишь навредим делу и себе. Если я не гожусь, отправьте меня обратно на завод, и не нужно позориться всем.

Лицо Апрелева на мгновение исказилось гневом, но он взял себя в руки и продолжил разговор:

— Не мы выдумываем правила. Понимаю, что здесь главное — техника, но прошу сделать все, как можно быстрее и без осложнений для тех, кто доверяет вам. Вы молоды, могут быть разные командировки. Завтра с вами переговорят в одном месте, Резуненко объяснит — где. Старайтесь там больше слушать и меньше говорить.

На следующий день я отправился на Старую площадь в Приемную ЦК КПСС. В проходной меня встретил офицер с пропуском, не говоря ни слова, он провел к кабинету, на двери которого была табличка:

«Начальник отдела Балканских стран К. И. Малинин».

В углу помещения за небольшим столом сидел пожилой человек. Он сдержанно кивнул на мое «здрасте», открыл тетрадь, возможно, для записи беседы и указал на место за другим, более длинным столом. Через минуту в стене открылась панель, и появился приятного вида брюнет изящного сложения. Это