сама влюблена в Ванечку… была… влюблена… Ему в темноте, конечно, ничего не было видно. «И ты увидел Олесю с Глуховым?» — спросила, когда пришла в себя. «Да. Я полностью видел, от начала до конца, как он её совратил. Она сперва пыталась устоять перед ним. Хотя у неё передо мной никаких обязательств нет. Мы не встречались. Я ей не признавался. Просто молился на неё, как на икону». Вот, что он мне рассказывал. «А Тимофей просто подошёл и взял, что ему нужно. Он смотрел на неё жарко, намекал всячески, прикасался грязно, когда думал, что никто не видит. И она от этого таяла на глазах. Она его и боялась, и в то же время искала встреч с ним». Ваня рассказал мне такой случай, разумеется, тихим шёпотом. Не так давно он следил за Олесей, а она следила за Глуховым. Тот отправился за водой на родник, в лес. Она крикнула отцу, что пойдёт, водички свежей попить принесёт, сама — за ведро и в лес за Тимофеем, как будто случайная встреча. А Ванька за ними обоими — туда. За деревьями прячется. Она пришла. Тимофей сморит, вроде никого нет, взял и прямо к колодцу её прижал, к доскам. Олеся вся обмякла, не сопротивляется. Отпустил. Набрал воды им обоим. Говорит: «Пойдём». А куда пойдём — непонятно. Ванька перед ними побежал, да и в сарай к Глуховым спрятался. Слышит, вроде они идут. Взял и в сено на всякий случай забрался, чтобы его видно не было. А они как раз в сарай направлялись. Вёдра на входе поставили, заперлись изнутри. И как раз в сено Тимофей её положил, только с краю, а Ваня прятался у самой стены. Глухов говорит хриплым голосом: «Я сейчас тебе покажу, что настоящие мужики с бабами делают». А Олеся ему: «Я ведь только этого и хочу. Только о тебе думаю день и ночь». Ваню от её слов так прибило, он вдохнуть не мог, не то, что пошевелиться. Короче, Тимофей показал, что обещал, притом обоим. Ваня оцепенел весь, а Олесе, кажется, напротив, понравилось. Потом они, разумеется, ушли, а он выполз оттуда и побрёл, как побитая собака, куда глаза глядят. Он думал. И чем больше думал, тем сильнее злился. Придумал зарезать Глухова. Хотел таким образом Олесю освободить. Через несколько дней он пробрался в сарай и ждал там случая, чтобы выполнить кровавый замысел. Услышал, что Тимофей идёт не один, и решил к корове подскочить, будто пришёл её жизнь отнять, бросил так вызов её хозяину. Дальше я рассказала, что происходило. После некоторого замешательства от всего услышанного я сообразила: надо его развязать. И принялась за дело. Но оно было непростым — Глухов постарался на славу. Когда Ванечка, наконец, был свободен, мы с ним как-то неловко задвигались так, что в темноте ударились лбами. Как будто искра пробежала между нами. И тут случилось нечто невообразимое. Мы просто неловко набросились друг на друга. Вышло из этого одно сплошное мучение. Кажется, я громко крикнула: было очень больно. Но всё же кое-что у нас получилось, потому что остановиться было невозможно. Как это произошло? Ведь Ванечка был влюблён в другую! И, действительно, существовал огромный риск забеременеть, а мы не предохранялись. Потом мы лежали рядом. Ведь мы, где стояли, там и упали. Ваня весь дрожал. Мы целовались, целовались, целовались, словно это последний раз в нашей жизни. Нам было как-то всё равно, что там творится вокруг нас. Для нас обоих наша близость была ударом, потрясением, откровением. Ударом, от которого не сразу опомнишься и не сразу дойдёт, что натворил. Он шептал мне моё имя на ухо не в силах вымолвить ничего другого, а я шептала его в ответ. Когда ближе к рассвету я немного успокоилась, предложила ему незаметно выбраться из этого сарая и уйти домой. Он сказал, что пойдёт лесной дорогой, как пришёл сюда. Мы оба решили, что Тимофея бояться нечего, что даже если он Ваню догонит, хуже уже не будет. Мы условились о встрече у меня дома. Он должен был отдохнуть немного после всего, а потом прийти ко мне. Утром ребята зашевелились: то один, то другой бегали в туалет. Глухов встал выгнать корову, потом вернулся. Вася с Валей снова затеяли любовную игру. Потом, вроде, всё стихло. Я сказала: «Кажется, пора! Ты иди первый, а я подожду. Если всё будет тихо, я — за тобой». Ваня меня поцеловал, не желая от меня отрываться, я его легонько подтолкнула к выходу. Это был наш последний поцелуй, а я почти не видела Ваню, выражения его глаз. У меня на память — одни чувства и ощущения. Он не спеша подошёл к выходу и вышел, только дверью скрипнул. Вот его силуэт в утренних солнечных лучах — мне на память. Прошло несколько секунд, как раздался шорох, Рысев соскочил с сена и бросился к двери, открыл её, посмотрел, закрыл и начал трясти Глухова: «Тимофей! Ванька уходит!» Тимофей страшно заревел спросонья, поднялся на ноги и вышел. Рысев вырвал нож из стены и двинулся за Тимофеем. От шума, конечно, все проснулись и переполошились. Все мы рванули за ними. Бежали как попало. Я видела, Ваня шёл спокойно, не оглядывался. Не обернулся он, даже когда Тимофей начал ему кричать: «Стой, Себров! Я кому сказал? Я всё равно тебя остановлю!» Ванечка как будто не слышал, что происходит вокруг. Рысев Ваню обогнал, а Певунов его за руку назад к себе дёрнул, развернул и толкнул со всей дури прямо на Лёху. Так сильно, что Лёха тоже упал. Я, кажется, вскрикнула: «Нет!» У меня в висках пульсировала кровь, а вместе с нею слово «зачем», ноги подкашивались. Когда мы подбежали, Рысев вылез из-под Вани, отпихнув его от себя лицом в траву, из спины торчала рукоятка ножа, по бежевому джемперу расползалось вокруг бордовое пятно крови. Как оказалось, Ваня попал спиной прямо на нож. Он лежал там, не шевелясь. Бывает же, что смерть наступает мгновенно? Вы же видели, какое длинное полотно у этого ножа! Как оно проникло между рёбер так глубоко? Это было удивительно, страшно и не понятно, как же так вышло. Наверное, сила, с которой Певунов толкнул Ванечку, оказалась невероятной, ведь он их обоих смог повалить. «Делайте же что-нибудь!» — сказала я в ужасе. Нет, наверное, закричала. Все были в оцепенении. Но от моего крика Глухов зашевелился. Он повернул Ваню на бок, но признаков жизни уже не было.