— Если честно, я и сама пока не знаю, что нужно делать, но ясно, что это раскрутит энергию, если создать вокруг себя чистоту и какие-то новшества. Мне нужны какое-то преображение, сказочное превращение и уют наподобие того, что был у Туве Янсон в «Шляпе волшебника», когда весь муми-дом зарос растениями. В детстве я мечтала, чтобы моя комната походила на лес. Чтобы все предметы были спрятаны под какими-нибудь кочками и травами. Можно даже поролоновыми.

— Вот это да!

— Ничего такого, конечно, сейчас мы не создадим, но необычайная уютность в итоге должна быть достигнута.

— Тогда за работу!

И работа закипела. Друзья складывали пыльные книги и тетради, разную мелкую дребедень вроде брелоков, открыток, чашек, лаков для ногтей, бутылочек от духов, старых щеток, браслетов и еще кучи всего в ящики и выносили в сад; следом в сад пошли стул и стол, покрывала, были сняты шторы и картины, обнажая чудовищную пыль, которая при открытых окнах, ярко освещенная солнцем, летала тучей старых, усталых частиц всего того, из чего она вышла в небытие безликих углов, оседая в забвение и не храня больше памяти. Радость кипела у Маши внутри: избавление! Прочь эти мертвые тучи, занявшие углы и щели, эти тени, блуждающие ночами, занимающие место!

Радовало то, что Глеб с охотой взялся помогать ей, и то, какое полное доверие она к нему испытывала, позволяя так глубоко проникнуть в свой мир, — ведь это была ее комната с ее вещами, которая сейчас была вывернута наизнанку, вытрушена, обнажена. И Маша понимала, как спокойно ей делать простые действия бок о бок с Глебом, как легко с ним обо всем договориться и найти общий язык и как совпадают они во взглядах на любые вопросы. Она невольно залюбовалась его мужественностью, когда он легко подхватывал стол, двигал в одиночку шкаф. Стройный, складный, умелый, с играющими на голом торсе и плечах мускулами.

Пакеты для мусора были переполнены, а комната пуста и вымыта до блеска, когда Маша с Глебом, запыхавшиеся, стояли на ее пороге и рассматривали результат. Теперь можно было что-то поставить по-новому, потому что комната тоже устает от однообразия и иногда чувствует себя болотцем.

— А хочешь, я сделаю тебе здесь подвесное кресло? Вот и будет тебе уютная новая деталь! К тому же в нем так удобно читать и просто отдыхать! Я видел, у тебя есть среди выброшенного и металлический обруч, и плотная ткань. Натянем ткань на обруч, подвешу к потолочной балке, набросаешь подушек — и наслаждайся.

Маша просияла:

— Ой, Глеб! Ты правда можешь? И ты не занят? Ой, а ты вообще чего приходил-то? — поинтересовалась она спустя по меньшей мере полдня, проведенных с другом.

— А, — махнул рукой Глеб, — уже не важно! У тебя машинка-то швейная есть?

— Есть. У бабушки. Спасибо! Ура! — захлопала она в ладоши.

И Глеб принялся за дело. Раскроил в комнате ткань, пришил к металлическому каркасу, нашел и крепко приделал четыре веревки и занялся поисками надежного крючка, который можно было бы прибить к балке, чтобы подвесить на карабин кресло-гамак.

Маша тем временем тоже не сидела без дела. Старая негодная швабра вдохновила ее на создание огородного чучела: ведь это так красиво! Тем более материала для творчества теперь был полный двор, да еще на чердаке нашлось много сокровищ. Маша вкопала швабру в огороде щетиной кверху, привязала к ней старую наволочку, набив ее тряпьем: голова. Нарисовала глаза, нос и улыбку, навесила волосы из полинявших шерстяных ниток, надела дырявую шляпу, старое, изъеденное молью пальто (вот зачем все это было нужно бабушке?! Разве что она предвидела появление чучела!), затем стала пришивать красивые яркие заплатки на пальто.

Бабушка только головой качала, видя весь этот ажиотаж, но не ворчала, посмеивалась.

— Вы хоть поели бы, с утра ведь громите дом и дурью маетесь. У меня уж вареники готовы! — обратилась она к Маше.

— Подожди, бабушка, дай закончить, тогда и поедим, — ответила Маша.

— А у меня уже все готово! — крикнул из комнаты Глеб. — Принимай работу!

Маша кинулась в дом, заинтригованная, и так и ахнула от восторга. Посреди ее комнаты появились чудные качели из фиолетовой ткани, в которые Глеб уже набросал подушек. Маша вмиг забралась в них с ногами и, качнувшись, засмеялась от удовольствия.

— Глеб, это же просто мечта! Казалось бы, одно новшество, а ведь вся комната обрадовалась новому жителю! И как же это удобно, просто качели-антидепрессант! Это пречудесный подарок! — И от радости Маша подскочила, обняла Глеба и чмокнула его в щеку.

Он немного напрягся и как-то странно на нее посмотрел, осторожно обнял в ответ, отчего мурашки побежали у Маши по коже, и улыбнулся:

— Мне очень приятно делать тебя счастливой! У тебя красивый смех.

Маша и в самом деле была в состоянии парения, наслаждения и легкости, и немалую роль играл в этом Глеб. Друзья расставили кровать и стол таким образом, чтобы они не мешали качелям и в то же время чтобы мебелью было удобно пользоваться. Зелень сада в летний полдень заглядывала в распахнутые окна, играя солнечными зайчиками на листьях, и словно спрашивала: «Можно взглянуть? Что у вас здесь за новости?» Маша позвала бабушку, и бабушка всплеснула руками:

— Ну и ну! Как будто вы здесь современный ремонт сделали! Какие молодцы, дети! Вот уж зря я боялась, так ведь гораздо лучше!

Маша и Глеб, уже давно не дети, весело переглянулись: приятно все-таки почувствовать себя детьми.

— Быстро мыть руки и к столу! — скомандовала бабушка.

И с чувством удовлетворения от проделанной работы все сели за накрытый в саду стол. Проголодавшиеся, они принялись за вареники с творогом и сметаной, измазывая сметаной и маслом щеки, как в детстве, отчего еда казалась только вкуснее.

Весь день Маша с Глебом провели вместе, не желая прощаться. И в детстве они всегда находили общие дела, и с возрастом ничего не изменилось: им все так же интересно было говорить обо всем, бывать вместе везде и придумывать интересные занятия. Поэтому жару они переждали у реки, купаясь и загорая, закапывая друг друга в песок и фотографируя, при этом Маша, закопав Глеба, слепила ему из песка женскую грудь и русалочий хвост, а потом так смеялась, что не могла сфокусировать камеру и сделать фото. Глеб в ответ прикопал ее под толстым слоем песка и сделал ей крупные руки и ноги, а также пузо, как у борца сумо, и она не в состоянии была сама выбраться и просила пощады, а он требовал произнести: «Прости меня бестолковую», — и лишь после выполнения условия откопал. К вечеру у них было море смешных фото и приятных впечатлений, и они, усталые, брели по маленьким улочкам, затихшим среди теней и фонарей, замершим в ожидании ночи, убаюканным стрекотом сверчков. Они говорили обо всем подряд, и не было темы, которая не раскрывалась бы для них с интересных сторон.

— Какую музыку ты сейчас слушаешь? — спрашивал Глеб.

— Разную. В последнее время я помешана на песне «АукцЫона» «Глаза». Всегда ставлю ее, если мне грустно. И начинаю посылать огромную благодарность исполнителям. Это просто какая-то магия: я включаю ее и получаю откровение о жизненной гармонии. Я слушаю ее в наушниках и слышу каждый инструмент в отдельности, голос Леонида Федорова и всю слаженность целиком, этот разговор на языке музыки и абсолютное взаимопонимание, диалог, подхваченный, поддержанный и понятый всеми, из которого каждый извлек свою истину.