Близкие испугались за мою безопасность и, возможно, мое душевное здоровье. Короли, сказали они, не бредут, точно нищие, многие сотни миль. А я ответил им так: если нищий может осилить подобное, чем король хуже? Неужели они решили, что я в чем-то уступаю нищему?

Иногда я думаю, что так и есть. Нищий знает многое из того, о чем король лишь догадывается. И все же — кто составляет законы о попрошайничестве? Часто спрашиваю себя, на самом ли деле мой жизненный опыт — моя легкая жизнь после Опустошения и ныне окружающий меня уют — дал мне что-то полезное для того, чтобы творить законы. Полагайся мы лишь на то, что знаем, короли годились бы только для законов о надлежащем подогревании чая и раскладывании на троне мягких подушек».

Тут Садеас нахмурился. Двое мечников на площадке перед ними продолжали дуэль; Элокар внимательно наблюдал. Он любил дуэли. Добыть песок для арены — таков был один из его первых приказов на Расколотых равнинах.

— «Невзирая ни на что, — продолжил Далинар цитировать „Путь королей“, — я совершил это путешествие и — как проницательный читатель уже понял — пережил его. Рассказ о моих увлека­тельных приключениях займет другую страницу сего повествования,­ ибо я сначала должен объяснить, ради чего отправился по этой стран­ной дороге. Я готов был смириться с тем, что семья посчитает меня безумным, но с именем, которое подхватят ветра истории, все обсто­ит совершенно по-другому.

Семья моя отправилась в Уритиру прямым путем и ждала меня много недель. По прибытии меня не узнали у ворот, ибо грива моя сделалась весьма обильной в отсутствие бритвы, что смогла бы ее укротить. Когда я открылся, тотчас же взяли под руки, привели в порядок, накормили, сообщили о своих тревогах и отчитали — именно в таком порядке. Лишь после всего этого мне задали наконец-то вопрос о цели моего путешествия. Неужели я не мог отправиться в священный град простым, легким и привычным маршрутом?»

— Именно, — встрял Садеас. — Он мог бы, по крайней мере, поехать верхом!

— «Вместо ответа, — продолжил Далинар, — я снял сандалии и положил мозолистые ноги на стол. Им было там удобно, по соседству с подносом с недоеденным виноградом. В этот момент у всех были лица, свидетельствовавшие о том, что они сочли меня помешанным, и потому я начал объяснять, ссылаясь на истории, случившиеся за время моего путешествия. Доставал их одну за другой, как достают из хранилища припасенные на зиму мешки талью. Вскоре сделаю из них плоскохлеб и помещу меж этих страниц.

Да, я бы мог преодолеть этот путь быстро. Но все люди стремятся к одной и той же цели. И тот, кто окажется в освященном склепе, и тот, кто угодит в канаву с нищими, ужинать будет в итоге с Ноче­хранительницей.

И раз уж мы об этом знаем, какое значение следует придавать конечной точке странствия? Вдруг избранная тропа все-таки важнее? Я заявляю, что ни одно достижение даже сравниться не может с путем, который к нему ведет. Само путешествие, а не его итог опре­деляет, кто мы такие на самом деле. Наши ноги покрываются мозолями, наши спины делаются сильнее от груза, что приходится нести, наши глаза широко распахиваются от свежих впечатлений и пе­режитого.

Вот мое мнение: нет такого добра, которое можно было бы достичь­ при помощи лжи. Ибо сама суть нашего существования заключается не в достижении, но в способе достижения. Монарх должен это понимать; ему не должно до такой степени сосредотачиваться на желаемом, чтобы взгляд его отвратился от тропы, по которой следу­ет идти к цели».

Далинар расслабился. Их каменную скамью покрывали подушки, у нее имелись деревянная спинка и подлокотники. Дуэль закончилась: один из светлоглазых — в зеленом, поскольку он был поддан­ным Садеаса, — нанес другому удар по нагруднику доспеха, оставив длинную белую полосу. Элокар похлопал в знак одобрения, звякнув латными перчатками, и оба дуэлянта поклонились. Женщины в судейской зоне должны были занести имя победителя в соответствующий список. Они же держали при себе книгу с дуэльным кодексом и выступали в качестве судей в случае споров или нарушений.

— Полагаю, это конец истории, — сказал Садеас, пока следующая пара дуэлянтов выходила на песок.

— Верно.

— И ты запомнил весь отрывок?

— Я бы не сказал, что слово в слово...

— Ну да, разумеется — где-то сделал паузу короче или длиннее, чем следовало.

Далинар нахмурился.

— О, не надо так напрягаться, старый друг. Это был в каком-то смысле комплимент.

— Что скажешь? — спросил Далинар, когда вновь началась ­дуэль.

— Нелепая история, — откровенно признался Садеас, взмахом ру­ки веля слуге принести еще вина. Желтого, ведь час пока ранний. — Этот Нохадон прошел долгий путь лишь для того, чтобы показать королям, как важно думать о последствиях своих приказов?

— Дело не только в том, что он хотел продемонстрировать, — возразил Далинар. — Я и сам так думал, но начал понимать. Он отправился в путь, потому что хотел испытать то же самое, что испытывал его народ. Король использовал это в качестве метафоры, но, я думаю, на самом деле Нохадон хотел узнать, что чувствуешь, преодолевая такую дорогу.

Садеас глотнул вина и посмотрел на солнце, прищурившись:

— Разве нельзя было устроить тут навес или что-то в этом роде?

— Мне нравится солнце, — объяснил Элокар. — Я слишком мно­го времени провожу, не вылезая из пещер, которые мы называем омами.

Садеас бросил взгляд на Далинара и закатил глаза.

— Большая часть «Пути королей» имеет такую же структуру, как отрывок, который я процитировал, — сообщил Далинар. — Нохадон превратил события своей жизни в примеры, в метафоры. Он их называет сорока притчами.

— Они все столь же нелепы?

— Эту я считаю красивой, — негромко заметил Далинар.

— Я и не сомневался. Ты всегда любил сентиментальные истории. — Садеас предупреждающе вскинул руку. — И это тоже должен был быть комплимент.

— В каком-то смысле?

— Именно. Далинар, друг мой, ты всегда был склонен к бурным проявлениям чувств, что свидетельствует о твоей искренности и отчасти мешает уравновешенным размышлениям. Но коль скоро имен­но это побуждает тебя спасать мою жизнь, думаю, я привыкну. — Он почесал подбородок. — Есть такое ощущение, что у меня просто не будет другого выхода, верно?

— Скорее всего, да.

— Другие великие князья считают тебя самоуверенным. Думаю, ты понимаешь почему.

— Я... — Что он мог сказать? — Это не нарочно.

— Ну, ты ведь и впрямь их провоцируешь. К примеру, игнорируешь их доводы или оскорбления.

— Протесты лишь привлекают ненужное внимание, — пояснил Далинар. — Лучшая защита своих убеждений — достойное поведение. Лишь приучив к добродетельности самого себя, можно ожидать надлежащего обращения со стороны окружающих.

— Ну вот, опять. Кто же так разговаривает?