Мои мысли витали в другом месте. В спальне Келлана: если точнее, где я сидела между ног Тейта. Я крепче сжала маркер, провела кончиком по зубам и прикусила колпачок.

– Шарлотта, – Рейган выглянула из своего кабинета. – Мне нужно, чтобы ты вызвала курьера.

Я бросила рукопись в кучу макулатуры и схватила блокнот с ручкой. Отвлекающий маневр. Этого-то мне и не хватало.

– Адрес?

Она прислонилась к дверному косяку, положив одну руку на живот, а в другой держа толстый конверт кремового цвета. Необычный, запечатанный воском и с лазерным принтом.

– Клиника доктора Маркетти, – сказала она, совершенно не обращая внимания на мое душевное состояние. – Все написано на конверте.

Не успев встать, чтобы забрать конверт, я застыла, и ручка зависла над желтым стикером.

– К какому времени доставить?

– Как можно скорее. Это приглашение на гендерную вечеринку в следующие выходные.

Остальные приглашения были разосланы три недели назад.

Учитывая, что я никогда не пыталась и не хотела иметь ребенка, то не знала, когда родители обычно узнают пол ребенка, но в семь месяцев, кажется, поздновато.

Однако, учитывая позднюю беременность Рейган и ее многочисленные выкидыши, я не могла винить начальницу за то, что она хотела переждать возможные осложнения, а потом уже делала важные заявления.

Я открыла рот, чтобы заговорить, но она остановила меня поднятой ладонью. Рейган схватила со стола телефон и направила его на меня.

– И, пока ты не набросилась на меня с обвинениями, хочу сказать, что прекрасно понимаю, какая это безвкусица. Но я так долго ждала ребенка, и, проклятье, хочу всю эту чертовщину.

Мои губы изогнулись в улыбке.

– Не осуждаю. Я с нетерпением жду вечеринки, – я сняла колпачок с ручки. – Что написать в записке для получателя?

– Напиши… – она наклонила голову, не торопясь с ответом. – Я прошу прощения за приглашение в последнюю минуту. Хотела доставить его лично во время нашей последней встречи, но беременность затуманила мне мозги.

Я строчила в блокноте, не особо сосредотачиваясь на том, что писала.

– Понятно.

Уже вернувшись в свой офис и оторвав липкую записку от блокнота, я поняла, что написала только одно слово. Тейт.

Его имя смотрело на меня с желтого квадрата. После того как я пожертвовала первое издание «Волшебника страны Оз» и передала квитанцию о пожертвовании, меня ничто не связывало с Тейтом. И причин для встреч больше не было. Моя единственная живая связь с Келланом разорвана.

Я провела пальцем по его имени на конверте.

Что делать, что делать, что делать?

И, не успев себя отговорить, бросилась к кабинету Рейган и постучала в стеклянную дверь.

– Входи.

Я замерла за порогом, наполовину уверенная, что она учует ложь, если подойду к ней.

– Наш курьер сегодня и завтра занят. Хотите, отправлю его через два дня? Или могу найти другого курьера.

Рейган поморщилась, откинувшись на спинку кресла.

– В последний раз, когда мы пытались нанять нового курьера, посылка оказалась в Джерси. Можешь доставить приглашение сама? Возьмешь такси за счет компании.

– Конечно.

Рейган вызвала для меня «Убер» через свое приложение. Я ждала на тротуаре, безуспешно пытаясь почувствовать вину за эту ложь. Тщетно пытаясь не думать о том, что снова увижусь с Тейтом Маркетти.

Я не один год копила свою ненависть к нему, а он развеял ее меньше, чем за месяц. Если бы Келлан увидел, как в прошлую пятницу я уютно устроилась между бедер Тейта, обвивала руками его шею и положила подбородок ему на плечо, то назвал бы он меня предательницей?

А то. Если бы ненависть к Тейту Маркетти была олимпийским видом спорта, Келлан завоевал бы медаль. Он считал это работой, хобби и образом жизни.

Когда такси подъехало к клинике, на приглашении Тейта красовалась вмятина размером с мой большой палец. Водитель несколько раз кашлянул, пытаясь вышвырнуть меня из машины и не потерять при этом звездочки. Я сунула ему чаевые наличными и поплелась к вращающимся дверям из темного дуба.

Я должна была заниматься совсем другими делами: читать рукопись в офисе, отпроситься с работы, чтобы пожертвовать «Волшебника страны Оз» Келлана, разорвать отношения с братом, которого он ненавидел. И уж точно не должна была врать начальнице и искать предлог для встречи с Тейтом Маркетти. Но вот я здесь, еду на лифте в его офис. И останавливаться слишком поздно.

Как только металлические двери разъехались, секретарша подняла голову. С нашей последней встречи она подкрасила корни, перешла на балаяж и сменила контактные линзы на модные очки для чтения. Но на ее лице было все то же хмурое выражение, в глазах читалось узнавание, а к груди был приколот прямоугольный бейдж, на котором было написано «Сильвия».

– Вы записывались на прием?

Она прекрасно знала, что нет.

– Да, – улыбаясь, соврала я, но только потому, что заметила Тейта, выходящего из задней комнаты, и знала, что он вмешается.

В расстегнутом медицинском халате он зажимал под мышкой папку. Его волосы лежали волнами, на облегающей рубашке не было ни единой складочки, а брюки прикрывали ботинки на идеальную ширину ладони.

И, в отличие от меня, он выглядел хорошо отдохнувшим. Невозмутимым. Это вывело меня из равновесия и вынудило невзлюбить его немного сильнее.

Он являл собой все, что ненавидел Келлан.

Мои слова удивили Сильвию, потому что она ненадолго замолчала, застучав по клавиатуре.

– Я не вижу вас в расписании, мисс…

– Ричардс, – закончил за нее Тейт, смерив меня взглядом. Он явно не хотел меня видеть. Еще одно напоминание о том, что это была не самая лучшая моя идея.

Сильвия вскочила со стула. Я почти ожидала, что она сделает перед Тейтом реверанс, но Сильвия обхватила свое запястье другой рукой и принялась поспешно извиняться, как будто думала, что он обезглавит ее за плохое обслуживание.

– Мне так жаль, доктор Маркетти. Она сказала, что записывалась на прием, но я не могу найти ее в расписании и не помню, чтобы записывала. Могу сейчас же вызвать охрану.

– В этом нет необходимости, – Тейт прикрепил папку, которую держал в руках, к ближайшей двери и, не сказав больше ни слова, направился в свой кабинет.

Я пошла за ним, не обращая внимания на Сильвию, которая прожигала мой затылок взглядом. Тейт распахнул дверь и закрыл ее за нами после того, как я проскользнула в его кабинет.

Когда я была здесь в последний раз, меня отвлекали более плотские вещи. На этот раз я обвела взглядом каждый дюйм комнаты, желая узнать Тейта сильнее, чем хотелось в том признаваться.

Помещение ему подходило – сплошь темное дерево и скромная мебель. Клиническая пустота. Это место выглядело подходящим для того, чтобы сообщать плохие новости. Два стула стояли перед тяжелым столом из клена для получателей таких новостей, а один стоял за столом для сообщающего эти известия.

Во встроенном книжном шкафу стояли толстые учебники. Из широких окон открывался вид на город, настолько высокий, что люди были уже безлики, но еще различимы в толпе. За креслом перед окнами стоял мини-холодильник.

Противоположную стену украшали дипломы Лиги Плюща, сертификаты и награды. Я потрогала темно-синюю рамку Йельского университета, а потом перешла к малиновой из Гарварда.

– Где тебе понравилось больше? В Гарварде или в Йеле?

Я явно тянула время, и, естественно, это не укрылось от внимания Тейта.

– Почему ты здесь, Шарлотта?

– Келлан сказал, что вы с Ханной часто спорили за обеденным столом о том, должен ли он поступать в Гарвард или Йель, как будто он мог поступить в любой из них.

– Он мог, и поступил, – отрезал Тейт, интонация была столь же скудной, как и его терпение. – Почему ты здесь?

– Что? – я замерла на месте и повернулась к нему лицом, оставив на стекле отпечаток большого пальца. – Он сказал, что ему не хватало баллов.

На самом деле, он сказал, что не хочет подавать заявление. Насколько помню, его точные слова были: ни за что на свете.

– Почему ты здесь?

– Что ты имеешь в виду, заявляя, что он поступил?

– В декабре того же года он получил письмо о приеме в Гарвард. Раннее поступление. Особые условия. Спрошу еще раз. Почему ты здесь?

Я отшатнулась, как будто он нанес мне пощечину.

Келлан Маркетти, который ненавидел школу, организацию, чопорные исторические институты, подал заявление в Гарвард.

Я не знала, что потрясло меня сильнее: то, что он подал заявление, или то, что они приняли его с его оценками. Однажды Келлан упомянул, что Терри получил наследство от своей