— Жива, кажется, — сказал Листопадов страннымголосом и зачем-то потянулся к ней ртом.

Поскольку Мила не чувствовала в себе никакого желания дотакой степени с ним сближаться, она согнула ноги в коленях и изо всех силвыпрямила их. Издав тихое хрюканье. Листопадов куда-то улетел. Взору Милыоткрылось бездонное черное небо без звезд. Скосив глаза, она увидела с краешкаэтого неба светящуюся вывеску ресторана. Значит, они все еще гуляют на столетиипрадеда?

В этот миг над ней кверху ногами появилась физиономияГуркина. У него был фингал под глазом и изорванный галстук.

— Тыквочка! — дрожащим голосом попросил он. —Не бей меня!

— Бить тебя? — удивилась Мила, почувствовав, чтолежит ни больше ни меньше как на холодном асфальте. — Разве у меня можетподняться рука?

— По моим наблюдениям, — робко сообщилГуркин, — она должна была уже устать. Вставай, Тыквочка!

Он перебежал на другую сторону и, схватив Милу за руки, изовсех сил потянул ее вверх.

Приняв вертикальное положение, Мила увидела согнувшегосяпополам Листопадова.

— Что это с ним? — спросила она, тряхнув головой.

— Не знаю, — пробормотал Гуркин. — Кажется,кто-то ударил его ногами.

— Ах! — сказала Мила. — Досадно, что такполучилось. Листопадов! — позвала она. — Садитесь за руль, мне срочнонужно домой. Писать рассказ о медсестре Жанне.

— Зачем о Жанне? — почему-то испугался Гуркин.

— Она вся такая розовая, как будто бы ее вылепили изжвачки, — охотно пояснила Мила. — Должно получиться очень красиво.Жвачная история! Детектив с верхнего этажа прилипает к медсестре с первого.

— Почему ты на «вы» со своим братом? — продолжалдопытываться Гуркин, схватив Милу в охапку и двигая сев направлении машины.

— Кто такой у меня брат?

— Саша, — мотнул Гуркин головой на продолжавшегоскакать в сложенном состоянии Листопадова.

— Никакой он мне не брат! — возмутиласьМила. — Он мой хыр… хыр…

— Что-то я не могу придумать родственников, начинающихсяна «хыр».

— Телохранитель, — выговорила наконец Мила.

— Откуда у тебя телохранитель? — не отставалГуркин, запихивая ее на заднее сиденье и загружаясь следом. —Зачем?

— Мне прислали его сверху, — пробормотала Мила,чувствуя, что ее начало клонить в сон. — Все так сложно объяснить, Андрей.Это все очень глубоко… Глубоководно!

Впоследствии ей вспоминалось, что будто бы, приехав домой,она действительно уселась за письменный стол и сочиняла длинный, путаныйрассказ о медсестре Жанне, потом совала его в большой конверт, надписывалаадрес редакции и требовала у Листопадова, чтобы он немедленно бежал на улицу кпочтовому ящику и опустил этот шедевр в него. Когда за ним захлопнулась входнаядверь, Мила окончательно провалилась в пустоту.

Первое, что она увидела, открыв глаза, была ледянаяфизиономия Ольги.

— Сестра! — проблеяла Мила, исторгнув пробный стониз пересохших внутренностей. — Воды!

— Я не работаю в Красном Кресте, — холодноответила Ольга, продолжая морозить ее взором.

— Что со мной? — просипела Мила, попытавшисьприподняться и тут же ощутив, что тело ее многократно бито. — Отчего мнетак некомфортно, так… хреново, я бы сказала? Где я вчера была?

— На столетии прадедушки, — коротко ответилаОльга, не пожелав ничего добавить.

— Разве праздник уже состоялся? — пробормоталаМила, выстраивая брови в сплошную линию.

— Хочешь сказать, что ты ничего не помнишь? —спросила Ольга, с деланным безразличием принимаясь разглядывать свои ногти.

— А что? На юбилее случилось что-то интересное?

— Рассказать? — дернула та щекой.

Мила в ответ издала низкий тягучий звук. Приняв ее мычаниеза поощрение, Ольга оторвалась от ногтей и, закинув левую ногу на правую, сталанервно покачивать ею. Тут ей отказала выдержка, и она злобно выплюнула:

— Ты целовалась с Николаем!

Мила некоторое время молчала, переваривая информацию, потомвяло отмахнулась:

— Не может был". Для этого надо было наливать мнекак минимум керосин иди технический спирт.

— Целовалась! — завизжала Ольга, сжав кулаки ипотрясая ими в воздухе. — Не только я видела! Гуркин тоже видел! И Орехов!Ты утащила его на служебную лестницу и там… там… — Ольга задохнулась, не всилах вымолвить самое страшное.

— Это у него изо рта пахнет ментолом? — наморщилалоб Мила, и Ольга тут же бросилась на нее, взревев, словно стартовавшийбульдозер.

Когда сестрица пару раз ударила ее по ребрам, Милапопыталась откатиться и свалилась с кровати на пол. Грохот вышел страшный, какбудто бы упал мешок с камнями.

— Не убивай меня! — закричала Мила голосом Золотойрыбки, попавшейся в сети жадного и голодного старика.

— На черта ты мне нужна? — немного поостылаОльга. — Только руки марать.

— Ольга, я была пьяная! — заскулила Мила, кутаясьв упавшее сверху одеяло. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу твоегоНиколая!

— Откуда я могу это знать? — ехиднопоинтересовалась та. — На словах выходит одно, а на деле…

— Ольга, я ничего не помню! — взмолиласьМила. — Я с таким же успехом могла целовать не Николая, а какого-нибудьофицианта!

— Официанта ты тоже целовала, — как будтосмягчилась та. — Рассказать, что ты еще делала?

Мила не отвечала, неподвижно глядя перед собой. На Ольгу,впрочем, это не произвело особого впечатления, поэтому она продолжила:

— Сначала ты рассказала прадедушке про то, как ходила всекс-шоп, и в подробностях ознакомила его с ассортиментом товаров.

— Не может быть.

— Еще ты поведала маме, как недавно целовалась с АликомЦимжановым, после чего Софья охотилась за тобой, чтобы выжечь тебе кислотойглаза. Орехову ты наконец-то призналась в супружеской измене, подробнорассказав про Толика Хлюпова, при этом не забыла осветить подробности егонедавней кончины.

— Я все разболтала? — изо всех сил зажмуриласьМила.

— Да. Еще ты напала на Гуркина и хотела перегрызть емугорло. Благо он отделался одним галстуком. А в заключение всего, — голосОльги отчетливо зазвенел, — ты принялась бегать вокруг меня, тыкатьпальцем и кричать: «Слушайте все! Ей сорок шесть лет!» При этом хохотала, какгиена.

После этих слов Мила попыталась заползти под кровать, ноОльга проворно схватила ее за ногу.

— Нет-нет, останься, дорогуша, — потребовалаона. — Тебе придется посмотреть мне в глаза!