Мила поглядела на нее с сожалением.

— И сладость заблуждений горячит мне рот, —пробормотала она.

Половица за дверью снова чуть слышно скрипнула.

— Как мы станем действовать дальше? — поинтересоваласьМила у Листопадова, когда они достигли площадки второго этажа и остановилисьвозле двери в ее квартиру.

— Пока шеф ведет расследование, я намерен охранять васднем и ночью.

— А где вы будете спать?

— Подремлю в кресле, если вы не возражаете.

«Откуда он знает, что у меня есть кресло?» — испугаласьМила.

— У вас есть кресло? — тут же спросил Листопадов.

— Да, но…

— Вы ведь не стремитесь остаться ночью одна?

— Нет! — вскрикнула Мила, — Заходитепоскорее. Только… только… Завтра после обеда придет мой, ну, как бы этосказать, бой-френд. Я не хочу ему рассказывать о Софье, покушениях, пистолете.Он такой впечатлительный!

Листопадов кивнул, В его глазах мелькнуло пренебрежение квпечатлительному Гуркину. На самом деле Мила не стремилась ничего рассказыватьему, чтобы не напугать. Может быть, Гуркин — трус, каких поискать? У нееникогда не было случая проверить на деле, каковы его бойцовские качества.Гуркин был просто сопровождающим, ширмой, за которой Мила прятала от всех своюженскую неустроенность. Расскажи она ему, что за ней охотится убийца, Гуркинможет сбежать. Придумает предлог — сколько можно нагромоздить врак! — исмоется. Займет выжидательную позицию. А Мила просто не переживет, если ейпридется появиться в ресторане в гордом одиночестве. Даже будучи замужем, онавсегда чувствовала себя неполноценной, если вдруг Орехов сражался за очереднойпроект и ей приходилось всем и каждому объяснять, почему она разгуливает однасреди сонма гостей.

На следующий день перед приходом Гуркина Мила бестрепетновыставила Листопадова на лестничную площадку. Тот поднялся на один пролет изатаился там, поглядывая в окно подъезда. Гуркин, который появился ровно впять, ему откровенно не понравился. Несмотря на спортивную фигуру и бравуюосанку, у него были суетливые глаза и мягкий подбородок. И принадлежал он к тойпороде мужчин-симпатяшек, у которых чересчур розовая кожа и весьманеопределенные контуры лица. «Странно, — подумал Листопадов. — Этоттип вовсе не подходит такой женщине, как Лютикова. Она не тянет на рольлидерши, он же — явный подкаблучник».

Тем временем Гуркин вторгся на территорию, охраняемуюЛистопадовым, привычным жестом нажал на кнопку звонка и, когда ему открыли,ласково сказал:

— Здравствуй, Тыквочка! А вот и я!

Несмотря на то, что никто его не видел, Листопадов закатилглаза, решив поделиться впечатлением хотя бы с самим собой. Тыквочка!Застрелиться можно.

Гуркин тем временем втиснулся в коридор и широко улыбнулсяневыспавшейся Миле. Ночное дежурство Листопадова в кресле не только неуспокаивало ее, но, напротив, заставляло нервничать еще больше. Ей показалось,что он заснул, как только погасили свет. Бегать к окнам при нем было стыдно, нои на него полагаться не получалось. Кроме того, зная теперь о том, чтоГлубоководный работает на самом деле на кого-то другого, Мила вообщесомневалась в безвредности Листопадова. Короче говоря, ночь прошла нервно.

— Ты плохо выглядишь, — заметил Гуркин, стаскиваякуртку. Сегодня на нем был лучший его костюм и шелковый галстук в благороднуюкрапинку. — Сколько у нас до выезда?

— В ресторане надо быть в семь, времени вагон, так чтоя ухожу в ванную.

В этот момент зазвонил телефон. Мила бросилась к нему.Каждый звонок теперь ее тревожил. На проводе был Орехов.

— Алло! Э-э-э… — Он на секунду замялся, раздумывая, какее назвать. Потом наконец добавил:

— Милочка, это я.

— Ну? — спросила та, втайне надеясь, что Ореховраскаялся и сию секунду предложит ей защиту и покровительство.

— За тобой заехать?

— Заехать? Что ты имеешь в виду?

— Юбилей твоего прадеда, разумеется.

— А какое ты теперь имеешь к нему отношение? —рассердилась Мила.

— Иван Евгеньевич меня пригласил.

Мила тотчас же вознегодовала:

— Ивану Евгеньевичу, если ты запамятовал, сегодняисполняется сто лет! Он, конечно мог тебя пригласить, потому что у него склерози он забыл, что мы с тобой разводимся.

— Он не забыл, — хмыкнул Орехов. — Ипригласил меня, невзирая на то, что мы разводимся. Я не смог ему отказать.

— Ах, ты не смог! — ехидно ответила Мила иподумала: «Со мной-то ты обошелся по-другому!»

— Так за тобой заехать? — спросил Орехов уже болеенетерпеливо.

— Не стоит, я ведь теперь не одна.

— Да-да, мне, кажется, рассказывали что-то про юношу,которого ты от расстройства допустила до тела.

— Я не от расстройства допустила! — возразилаМила, запыхтев от неудовольствия. — Он меня соблазнил! Красиво ухаживал,пал к ногам. Я просто не устояла, и так поступила бы на моем месте любаяженщина.

— Кажется, падение произошло сразу после того, как тыузнала про нас с Ларисой? — съехидничал Орехов.

— Послушай, ты меня пугаешь, — сказалаМила. — Судя по всему, ты все еще испытываешь ко мне сильный интерес.

Орехов злобно гавкнул:

— Тебе показалось.

— Нет, ну как же? Мне лично уже наплевать давно и натебя, и на твою Ларису…

— Тыквочка! — раздался за спиной Милы истерическийкрик Гуркина. — Ты забыла про ванную! Там настоящий потоп! Что делать?!Все плавает!

Туг же изо всех сил застучали по батарее, раздались неясныекрики и даже приглушенный визг.

— Ах, Орехов, у меня наводнение! Так что прощай,встретимся в ресторане! — воскликнула Мила и бросила трубку.

Тут же телефон взорвался снова, и одновременно раздаласьтрель входного звонка. Не обращая на них внимания, Мила бросилась на местопроисшествия и увидела, что из крана хлещет вода и, перетекая через бортик наполнившейсяванны, красиво ниспадает вниз широкой радужной занавесочкой. Все, что было наполу, теперь погрузилось под воду и плавало внутри, как в аквариуме. — Чтоже ты кран не закрыл? — закричала Мила, сердясь на Гуркина.

— Но я же в костюме! — возразил тот, отступаяподальше. — Как я потом поеду?

Сорвав с себя халат, Мила полезла двумя руками в ванну,вырвала затычку и прямо в комбинации побежала открывать дверь. На пороге стояламиниатюрная девушка, свежая, словно цветок ландыша, с огромными глазами олененкаБэмби и прижимала к груди маленькие ладошки.

— Людмила Николаевна! — выдохнула она. — Вызатопили Капитолину Захаровну!