Когда Гуркин удалился на кухню готовить обещанный чай, Мила бросиласьк его пиджаку.

— Дурак, — шепотом обругала она его. — Еслибы головная боль проходила от чая, половина фармацевтических фирм разориласьбы.

Обнаружив во внутреннем кармане пиджака трубочку стаблетками, она подумала: «Да-а… Непросто дается аспирантам наука. Небось мозгиегозят днем и ночью». Когда она клала таблетки на место, то услышала, как вдругом кармане звякнули ключи. Невинное любопытство повело ее руку в нужномнаправлении, и через секунду она разглядывала то, что извлекла на свет божий. Это,без сомнения, были ключи от машины. «Вот так номер! — опешила Мила. —Как такое может быть? Бедствующий Гуркин, который за полторы тысячи рублейготов тратить на меня пропасть времени, оказывается, имеет машину? И зачем-тоскрывает это от меня».

Она положила ключи назад в карман и после некоторогоразмышления решила, что на самом деле все наверняка не так, как выглядит.«Кажется, я и сама могу придумать ответ на свой вопрос, — рассудилаона. — Наверняка машина не его. Или друга, который одолжил ее Гуркину длятого, чтобы тот встретил кого-то из родственников на вокзале, или вообщеказенная. Возможно, завтра Андрюше придется с самого утра возить профессоров погороду на разные заседания. Есть и третий вариант — Гуркин подрабатывает где-тоеще. Допустим, несколько дней в неделю он возит по магазинам какую-нибудь фифуиз богатых, которая сама водить не умеет». Успокоенная, Мила вернула ключи наместо и отправилась на кухню пить чай.

Памятуя, что в ресторан явится Орехов, все оставшееся времяона усердно трудилась над собой и в конце концов добилась потрясающихрезультатов. Даже обычно сдержанный Гуркин несмело присвистнул, когда онапредстала перед его взором.

* * *

Первым в ресторане, куда они прибыли, им повстречался какраз Орехов. Он со одержанной усмешкой кивнул Гуркину и сейчас же обратился кМиле:

— Мне кажется, Милочка, нам следует подойти кпрадедушке вместе.

— Втроем? — изумилась та. — Не думаю, что этохорошая идея.

— Зачем втроем? Только мы с тобой. Ты и я. В концеконцов, мы еще не разведены.

— Если ты хочешь рассердить Андрея, то у тебя неполучится. Он выше ревностил мелких дрязг. Правда, дорогой?

Гуркин победоносно улыбнулся, вскинув голову и придавподбородку некоторое подобие твердости.

— Может быть, ты познакомишь нас, какполагается? — сладенько улыбнулся Орехов, с преувеличеннойторжественностью протягивая Гуркину руку. — Илья. А вы, кажется, Андрюша?

— Друзья зовут меня Андреем. Но если вам нравится всеуменьшительно-ласкательное, я не против Андрюши, — ответствовал тот,напыжившись.

— А ты бледна, — снова обратился Орехов к жене,изображая всем лицом тревогу и заботливость.

— Всего лишь мигрень. А ты что подумал? Что на меняподействовала встреча с тобой?

— Трудно так не подумать, — пожал плечамиОрехов. — В прошлое наше свидание ты тоже выглядела не лучшим образом.

— Потому что у меня были серьезные проблемы.

— Кстати, ты их уже решила?

— Решаю, — неопределенно ответила она и взявГуркина под руку, плавно обвела его вокруг Орехова.

Они направились к имениннику вручать подарок. Гостей вбанкетном зале было много. Как раз в этот момент они начали усаживаться застолы, смеясь и переговариваясь. Дамы все поголовно были декольтированы инадушены. Именно они рождали вокруг себя оживление и держала в тонусеказавшихся издали почти одинаковыми мужчин.

— Тебе не кажется, что для прадедушки этот праздникслишком многолюден? — спросил подкравшийся сзади Орехов, воспользовавшисьтем, что Гуркин отвлекся. — Вот, выпей, голова пройдет. — Он протянулей фужер с красным вином. — Или ты после нашего разрыва уважаешь толькоочень крепкие напитки? Такие, которые напрочь отшибают память?

Мила рассердилась. Уж не намекает ли гнусный Илья на то, чтоона безутешна? И топит свое горе в сорокаградусной? Приняв фужер, она мелкимиглотками расправилась с его содержимым, не останавливаясь, чтобы передохнуть.

— Умница, — похвалил Орехов, отнимая у нее пустуюпосудину. — Вот увидишь, очень скоро ты почувствуешь себя совсемпо-другому.

Он оказался прав. Через некоторое время, когда народ наелсяи пошел плясать и вовсю общаться, Мила ощутила внутри себя первые симптомынеблагополучия. Гуркина увели на перекур две ее двоюродные тетки. Онпреподносил им огонек и дежурно улыбался. А они бегали вокруг него и гладили порукавам пиджака.

— Мама, — сказала Мила, пробравшись к сидящейнеподалеку от задремавшего прадедушки матери. Та была окружена горсткойстариков и старушек, носивших фамилию Лютиковы. — Мама, со мной что-то нетак.

— Дорогая, не комплексуй, ты потрясающевыглядишь! — мельком глянув на нее, ответила та.

— Дело не в этом, мама. Мне совершенно внезапно сталнравиться Николай.

Мила неотрывно глядела на Ольгиного мужа, стоявшего в самомтемном углу банкетного зала. Он что-то подбирал с большой тарелки, которуюдержал на весу.

— Не понимаю, чем ты так расстроена, — ответиламама в промежутке между репликами своих дряхлых собеседников. — Вся семьябудет только рада, если ты прекратишь его третировать.

— Мама, он мне больше чем нравится, — пробормоталаМила, делая первый неуверенный шаг в сторону Николая. — Он выглядит божественно.Странно, почему я не замечала этого до сих пор?

Ей показалось, что в зале стало гораздо жарче, чем раньше, иеще откуда-то неожиданно зазвучал внутренний голос. Он стал поспешнонашептывать ей, что с Николаем непременно следует познакомиться поближе. Ведьнедаром же от него тащатся все женщины. Разве она не такая, как все? Чем онахуже?!

Дальнейшее ей помнилось достаточно смутно. Вроде бы подходилк ней Орехов с длинным жеребячьим лицом и подносил новые фужеры красного вина.Еще она помнила близкие глаза Николая, и его калиброванные зубы, и разъяреннуюфизиономию Ольги, которая держала перед ее глазами пальцы щепотками, как будтособиралась царапаться. Потом появился пахнущий болгарским табаком Гуркин, ончто-то приговаривал, словно воркующий голубь, и прижимал голову Милы к своейгруди.

Ее почему-то начал вдруг страшно раздражать его крапчатыйгалстук, и она вцепилась в него зубами и принялась терзать, истекая слюной.Потом ей стало смешно, потому что все вокруг сделалось размытым и звуки куда-топровалились. Гости открывали рты и ожесточенно размахивали руками, каконемевшие спортивные болельщики. Мир начал вращаться — сначала медленно, но скаждой минутой все быстрее и быстрее, и Мила по этому поводу хохотала так, чтона глазах выступили слезы.

Очнулась она от страшного сотрясения и, приоткрыв глаза,увидела над собой широкое лицо Листопадова.