Его внезапно осенило.

— Нет, если ты делала это, пока вы были в бегах. Тыдавала кровь Лиссе?

— Конечно нет!

Однако он раскусил меня и понимал это.

— Другого быть не может — у вас же не было«кормильцев». О господи!

— Она находила их, — соврала я, придерживаясь тойверсии, которую мы скормили Наталье, а она потом распространяла. До сих порникто — за исключением Кристиана — не ставил ее под сомнение. — Многиелюди соглашаются.

— Конечно, — с улыбкой сказал он и снова приблизилрот к моей шее.

— Я не «кровавая шлюха»! — взорвалась я,отталкивая его.

— Но ты же хочешь! Тебе нравится это. Всемдевушкам-дампирам нравится.

Его зубы снова коснулись моей кожи. Такие острые. Такиевосхитительные. Возникло чувство, что враждебность лишь усугубит ситуацию, и ярешила поддразнить его.

— Перестань — Я провела кончиком пальца по огубам. — Говорю же, я не такая. Но могу подсказать тебе, что еще можно делатьртом.

В нем проснулся интерес.

— Да? Типа?.

И в этот момент дверь открылась. Мы отпрянули друг от друга.Я была готова к столкновению с любым учеником или даже надзирательницей. Но вотк чему я не была готова, о к встрече с Дмитрием.

Он ворвался внутрь, как будто рассчитывал обнаружить настам, и в этот ужасный момент, когда гнев клокотал в нем, точно буря, я поняла,почему Мейсон назвал его богом. Во мгновение ока он пересек комнату и, схвативДжесси за рубашку, почти оторвал его от пола.

— Как вас звать? Дджесси, сэр. Джесси Зеклос, сэр.

— Мистер Зеклос, у вас есть разрешение находиться вэтой части корпуса?

— Нет, сэр.

— Вам известны правила обшения здесь особ мужского иженского пола?

— Да, сэр.

— Тогда, смею надеяться вы уберетесь отсюда как можнобыстрее прежде чем я отдам вас в руки того, кто соответствующим образом накажетвас. Если я когда-нибудь снова увижу вас в подобной ситуации, — Дмитрийкивнул на меня, съежившуюся на кушетке, полуодетую, — то накажу вас лично.И это будет больно. Очень больно. Я понятно объясняю?

Джесси сглотнул, широко распахнув глаза. Вся его бравадаисчезла. Одно дело — хорохориться в обычной ситуации, и совсем другое, когдатебя держит за шкирку по-настоящему крутой, по-настоящему высоченный ипо-настоящему взбешенный русский парень.

— Да, сэр.

— Тогда вон.

Дмитрий отпустил его, и Джесси вылетел из комнаты быстрее,чем Дмитрий ворвался в нее если такое вообще возможно. Потом мой наставникповернулся ко мне с угрожающим блеском в глазах. Он не говорил ничего, нозлость и осуждение читались в них совершенно отчетливо. И потом все изменилось.

Как будто он оказался застигнут врасплох, как будто никогдапрежде не замечал меня. Будь на его месте любой другой парень, я бы сказала,что он внезапно воспылал ко мне. Во всяком случае, он определенно изучал менямое лицо, мое тело. Тут я вспомнила, что на мне только джинсы и лифчик черный ктому же. Я знала, что в этой школе не так уж много девушек, которые выглядят влифчике так хорошо, как я. Даже парень вроде Дмитрия полностью сосредоточенныйна своих обязанностях, тренировках и все такое, не мог не оценить этого.

И в итоге я почувствовала, как жар растекается по телу, авыражение его глаз оказывает на меня более сильное воздействие чем поцелуиДжесси. Дмитрий иногда выглядел спокойным и далеким, но в то же время в немощущались преданность и мощь, которых я никогда не видела ни в ком другом.Мелькнула мысль — интересно, как» та энергия и сила преобразуются… ну, в секс?И на что это будет похоже, если он прикоснется ко мне? Дерьмо!

О чем я только думаю? Совсем, что ли, выжила из ума?Охваченная смущением, я попыталась скрыть свои чувства за наглостью.

— Что, нравится?

— Одевайся!

Его рот отвердел, и то, что он только что испытывал что быэто ни было, — исчезло. Его суровость отрезвила меня, заставила забыть освоей реакции на его взгляд. Я торопливо натянула рубашку.

— Как ты нашел меня? Следил за мной, чтобы убедиться,что я не сбежала?

— Помолчи. — Он наклонился, и наши глаза оказалисьна одном уровне. — Привратник видел тебя и доложил об этом. Ты хотьпредставляешь себе, как глупо себя ведешь?

— Знаю я, знаю! Вся эта история с испытательным сроком.

— Не только. Прежде всего я имею в виду, как глупооказаться в ситуации такого рода.

— Я все время попадаю в ситуации такого рода, товарищ.Подумаешь, большое дело!

Страх во мне сменился злостью. Не люблю, когда со мнойобращаются как с младенцем.

— Не смей называть меня так. Ты понятия н имеешь, чтоза этим словом стоит.

— Почему же? Я писала доклад о России и РССР.

— СССР. И это большое дело для мороя — быть сдевушкой-дампиром. Они любят похваляться этим.

— И что?

— И что? — Его лицо выражало отвращение — Ты что,не имеешь никакого самоуважения? Подумай хотя бы о Лиссе. Ты выставляешь себядешевкой, подтверждающей то, что многие уже думают о девушках-дампирах. И этоне может не отразиться на ней. И на мне.

— Ох ты господи! Из-за этого весь сыр-бор? Я заделатвою большую, большую мужскую гордость? Опасаешься, что пострадает твоярепутация?

— Моя репутация уже создана, Роза. Я разработал длясебя определенные жизненные принципы и много лет живу в соответствии сними. — В его голосе снова зазвучали стальные нотки. — А теперьвозвращайся в свою комнату… если ты в состоянии добраться туда без того, чтобынаброситься на кого-нибудь еще.

— Это такой тонкий способ назвать меня шлюхой?

— Я слышу, о чем тут болтают. И слышал рассказы о тебе.

Ох! Мне хотелось закричать, что это его никаким боком некасается — как я поступаю со своим телом, но выражение разочарования на еголице выбило меня из колеи. Разочарование кого-то вроде Кировой не стоилоничего, но Дмитрий? Я вспомнила, какую гордость испытывала, когда он похвалилменя во время последних тренировок. А теперь он не хвалил меня, нет… Внезапно яи впрямь почувствовала себя «дешевкой», как он выразился.

Что-то сломалось внутри. Я сморгнула слезы.

— Что в этом плохого… ну, не знаю… немного развлечься?Мне семнадцать знаешь ли. И такие вещи доставляют удовольствие.

— Тебе семнадцать, да. И меньше чем через год в твоихруках окажется чья-то смерть или жизнь. — В его голосе зазвучали ноткимягкости. — Будь ты человеком или мороем, могла бы развлекаться. Делатьто, что делают другие девушки.