— Я спросила, понадобится ли тебе что-нибудь из одеждысегодня вечером, — ответила Лисса.

— Ну да, конечно. Только ведь из твоего мне ничего неподходит.

— И что ты собираешься делать?

Я пожала плечами.

— Импровизировать, как всегда. Меня, в общем-то, этомало волнует. Я просто рада, что Кирова разрешила мне пойти.

Сегодня вечером у нас ожидалось собрание. Было 1 ноября,День всех святых, — кроме всего прочего это событие означало, что насвернули в школу почти месяц назад. Сама королева Татьяна со своим эскортомприбывала в школу. Честно говоря, это меня не волновало. Она и прежде посещалаАкадемию, дело обычное и не такое уж впечатляющее. Кроме того, пожив средилюдей и избираемых лидеров, я была невысокого мнения о королевской власти. Темне менее мне тоже позволили пойти — потому что там должны присутствовать все.Скромный шанс не торчать взаперти в своей комнате, а для разнообразияпообщаться с разными людьми. Глоток свободы вполне стоил того, чтобы вытерпетьскучные речи.

После школы я не стала, как обычно, задерживаться, чтобы поболтатьс Лиссой. Дмитрий выполнил свое обещание относительно дополнительныхтренировок, а я старалась выполнять свое. Теперь я имела два часадополнительных тренировок с ним — один до школы, другой после нее. Чем больше янаблюдала за ним, тем лучше понимала, чему он обязан своей репутацией крутогопарня и одновременно бога. Он, совершенно очевидно, много знал — даром, что ли,у него шесть знаков молнии? — и я сгорала от желания, чтобы он научил менявсему, что знал сам.

Явившись в гимнастический зал, я обнаружила его одетымвместо обычных джинсов в футболку и свободные штаны, что смотрелось очень дажехорошо. По-настоящему хорошо.

«Хватит пялиться!» — тут же приказала я себе.

Он поставил меня напротив себя на мате и скрестил на грудируки.

— С какой первой проблемой ты столкнешься еслиокажешься лицом к лицу со стригоем?

— Он бессмертный!

— Нет, есть вещи более фундаментальные.

Более фундаментальные чем бессмертие? Я задумалась.

— Ну, он будет крупнее меня. И сильнее.

Большинство стригоев — если они прежде не были людьми имелитот же рост, что и их родственники-морои. Они также превосходили дампировсилой, рефлексами и остротой восприятия. Вот почему стражей обучали так жестко.Кривая эффективности обучения[7] была призвана компенсироватьто, чего нам недоставало.

Дмитрий кивнул.

— Все это создает трудности, да, но не непреодолимыепрепятствия. Можно использовать лишний рост и вес противника против него же.

Он повернулся и продемонстрировал несколько приемов,показывая, как надо двигаться и наносить удары. Постоянно повторяя за нимдвижения, я начала понимать, почему во время групповых занятий меня регулярно побеждают.Я быстро усваивала его технику и не могла дождаться случая реально использоватьее. Ближе к концу занятия он дал мне возможность проявить себя.

— Давай, — сказал он. — Попробуй нанести мнеудар.

Мне не нужно было повторять дважды. Я ринулась вперед,попыталась ударить его, однако удар был молниеносно блокирован, а сама яоказалась лежащей на мате. По всему телу растекалась боль, но, не желаяподдаваться ей, я вскочила, рассчитывая застать его врасплох. Увы.

Последовало еще несколько столь же безуспешных попыток,после чего я вскинула руки, прося передышки.

— Хорошо что я делаю неправильно?

— Ничего.

Его ответ не убедил меня.

— Нет, я что-то делаю неправильно, а иначе ты уже лежалбы без сознания.

— Вряд ли. Все твои движения точны, но для тебя этопервая реальная попытка, а я занимаюсь этим годами.

Я покачала головой и закатила глаза — ох уж эта его манера«я старше и мудрее»! Однажды он сказал мне, что ему двадцать четыре.

— Как скажешь, дедушка. Можно еще разок попробовать?

— Время истекает. Тебе разве не нужно подготовиться?

Я посмотрела на пыльные часы на стене и воспрянула духом.Вот-вот должен начаться банкет. От этой мысли только что не закружилась голова.Я почувствовала себя Золушкой, правда, без ее нарядов.

— Черт! Да, нужно.

Он пошел к выходу впереди меня, и я подумала, что не могуупустить такую возможность. Прыгну ему на спину, в точности какой меня учил.Элемент неожиданности, безусловно, должен сработать в мою пользу. Он даже незаметит моего приближения.

Однако не успела я коснуться его, как он с невероятнойбыстротой развернулся, одним текучим движением схватил меня, словно я не весиланичего, бросил на землю и пригвоздил к ней. Я застонала.

— Я все сделала правильно!

Он взял меня за руки, глядя в глаза, но не с тем серьезнымвыражением, как во время урока. Казалось, случившееся забавляет его.

— Тебя выдало что-то вроде боевого клича. В следующийраз постарайся не кричать.

— Разве что-нибудь изменилось бы, если бы я молчала?

Он задумался.

— Нет. Скорее всего, нет.

Я громко вздохнула, однако на самом деле настроение у менябыло слишком хорошее чтобы позволить этой неудаче испортить его. Все-такиздорово иметь такого наставника, перед которым никто не устоит, да еще когда онвыше тебя на фут и значительно тяжелее. И это уж не говоря о его силе. Он небыл громоздким, его тело представляло собой сплетение жестких, лишенных жирамышц. Если когда-нибудь я смогу победить его, то мне никто не страшен.

Внезапно я осознала, что он все еще прижимает меня к полу,держа за запястья очень теплыми пальцами. Его лицо всего в нескольких дюймахнависало на моим, бедра и туловище прижаты ко мне, длинные темные волосысвисали по сторонам лица. У него сделался такой вид, словно он только сейчаспо-настоящему заметил меня, — почти как тем вечером в комнате отдыха. Игосподи, как же хорошо от него пахло! У меня перехватило дыхание, и вовсе непотому, что я устала или легкие были сдавлены.

Я отдала бы что угодно за то, чтобы узнать, о чем он думает.С того вечера в комнате отдыха я не раз ловила его на том, что он разглядываетменя с тем же самым вдумчивым выражением. Во время тренировок он обычно так непоступал — дело, что ни говори. Но вот перед или после них он иногда немногосмягчался и рассматривал меня как бы почти с восхищением. А временами, в случаеочень, очень большой удачи, даже улыбался мне. Настоящей улыбкой, не тойсуховато-холодной, которая сопровождала наш частый обмен саркастическимизамечаниями. Я не признавалась в этом никому — ни Лиссе, ни даже себесамой, — но бывали дни, когда я жила ради такой улыбки. Она освещала еголицо. Потрясающий мужик, ничего не скажешь, но слово гораздо беднеепроизводимого им впечатления.