Зеркало погасло. Гервег открыл дверцу и вышвырнул Тухломонаиз микроавтобуса. Счесав об асфальт треть носа, комиссионер окончательноубедился, что аудиенция подошла к концу. Тухломон расшаркался, поцеловалмикроавтобус в выхлопную трубу и заковылял искать местечко, где можно привестисебя в порядок.

– Мы с тобой еще поговорим, мерзкий Гервег! Ты будешьвисеть на волоске над огнедышащей пропастью Тартара и молить о пощаде, а у меняв руке чисто случайно окажутся ножнички! – бормотал комиссионер, один рази навеки занося Гервега в список своих врагов.

Список был мысленный, но довольно пространный и содержалпочти всех стражей, с которыми Тухломоша когда-либо имел дело.

Тем временем в беспредельной глубине Тартара Лигул стоялперед погасшим зеркалом. Теперь зеркало не отражало ничего, кроме его сути.Пористый, не лишенный благородства нос горбуна расширился, изменил форму инатянул кожу. Проступило подернутое шерстистым пушком рыльце – мнущееся, как упринюхивающегося к помоям кабанчика.

– 31 июля будет прекрасный летний день! День пройдет.Наступит вечер. Прекрасный летний вечер 31 июля… – произнес Лигул нечтосовсем непонятное и засмеялся.

Смех его походил на бульканье воды в бутылке, которуюпытаются промыть, заткнув горлышко пальцем.

У каждого человека есть своя узда. Никто не избежит ее. Но укого-то узда внешняя, а у кого-то внутренняя. И не факт, что внешняя узда хуже.Люди с внутренней уздой мучают себя куда больше.

«Книга Света»

Ни один москвич никогда не сознается, что бывает на Краснойплощади. Единственный способ доказать это – скрытая съемка, и то москвич будетутверждать, что это видеомонтаж. Почти с такой же убежденностью жителиприморских городов клянутся, что уже сто лет не были на пляже, а в мореокунались последний раз семь лет назад, спасая дальнюю родственницу, когда этанаивная чукотская девушка, засмотревшись на капитана дальнего плавания,сорвалась с причала. По этой же причине сапожник ходит без сапог, а столярсидит на работе на ящиках. Это своего рода гордость – презирать то, что рядом ипод рукой.

Из этого правила есть только одно исключение: стражи света ихранители. И тем и другим Эдем необходим как воздух. Никто из них никогда нескажет, что был в Эдеме сорок лет назад и то по просьбе племянника, крайнерассеянного типа, который, не покажи ему дорогу в Эдемский сад, наверняказаблудился бы и забрел в Тартар.

При этом стражи живут в Эдеме постоянно, хранители же,существуя по большей части в Прозрачных Сферах, относятся к Эдему трепетно, каквлюбленные провинциалы, когда-то жившие (учившиеся, работавшие) здесь.

Эссиорх, самый неудачливый хранитель из Прозрачных Сфер, небыл исключением из правила. Всякий раз, когда ему случалось бывать в Эдеме, онв первую минуту ощущал себя подобно человеку, который, окоченев на морозе так,что все мысли смерзлись в одну, вошел в тепло и теперь, счастливо улыбаясь имало что соображая, стоит на пороге. Другое дело, что и тепла бывает поройслишком много и вновь начинает неудержимо тянуть во внешний мир, однако этоощущение наступает далеко не сразу. Несколько дней блаженного покоя иумиротворенности обеспечены.

Дни в Эдеме тянутся долго, хотя и пролетают мгновенно. Времяне имеет над Эдемом особенной власти. Здесь как нигде понимают, что время –категория служебная и нужна лишь для линейной организации существованияпредметов в пространстве. Говоря проще – чтобы вчерашнее некислое молокостыковалось с сегодняшним кислым, а вчерашний безбашенный студент с сегодняшнимлысым занудой.

Свойство же Эдема таково, что время тут идет навстречукаждому. Если расслабиться, сто лет пролетят как один день, однако, когданеобходимо, и секунда может тянуться десятилетие. Эту особенность здешнеговремени часто используют влюбленные, которым вечно не хватает этой самойсекунды.

Эссиорх медленно шел по Эдемскому саду. Над садомперекрещивалось три радуги. Над Прудом Утоления Печали молодые стражи обучалисьвысшему пилотажу. На их белые крылья больно было смотреть. Изредка кто-то несправлялся с двойной бочкой или змейкой – и с коротким воплем врезался в воду.

Эссиорх бродил по аллеям, с любопытством поглядывая натаблички. «Мандрагора благоразумия», «маслины мудрости», «орех бессмертия»,«груша щедрости», «мандарин великодушия», «персик спокойствия», «виноградутоления неразделенной любви». На центральной аллее произрастала «сливасбывания мечт», однако Эссиорх заметил, что желающих срывать ее особонезаметно. Каждый понимал, что если все мечты неожиданно сбудутся, жизнь станетпресной, без перчинки и приятных сюрпризов. Существовал даже указатель к древупознания, однако никто туда не ходил. После Адама и Евы явных клиническихдураков в Эдемском саду не было.

Эссиорх присел отдохнуть у колючего кустарника счастливыхзаблуждений. С него опять ободрали все ягоды, так и не дождавшись, пока онидозреют. Что ж, значит, снова кому-то валяться с резью в животе или,согнувшись, ковылять со стаканчиком к источнику исцеления.

В можжевеловой роще с суровыми патриотическими лицамишмыгали домовые. Они прочесывали местность в поисках прорвавшегося эльфа иззападного сектора. Указанный эльф выглядывал, пускал одну-две стрелы, неслишком опасных здесь, в Эдеме, где смерти нет, и скрывался в ветвях. Это былобнаглевший разведчик, рассчитывавший на поддержку десанта горных троллей. Онне знал, что десант по собственной тупости телепортировался не там, гдетребовалось. Тролли оказались в болоте, увязли, и их вдрызг раскатали кикиморы,усиленные полуротой лешаков и егерским батальоном атлантов.

«Все как везде. Битва культур. Реслинг цивилизаций. ТретийРим насупился и лягает наглых самозванцев», – подумал Эссиорх.

Рядом в зарослях кто-то заурчал. Эссиорх вскочил. Стараятигрица ласково облизывала ягненка. Эссиорх рванулся было спасать его, нототчас остановился и хлопнул себя по лбу. Он разглядел, что рядом с тигрицейстоит мать ягненка и благодушно наблюдает.

«Отвык я от Эдема! Уже десять дней здесь, а все непривыкну», – Эссиорх ощутил острую тоску. Тоска была странных форм иочертаний – она имела профиль Улиты, мотоциклетное седло и руль. Пахло от тоскисмесью бензина и духов.

С Эссиорхом происходило то же, что и с Даф. Лопухоидный мирпостепенно приручил его, перестроил под свои понятия. Уже и Эдем был не врадость, и райский сад не в райский сад. Недаром златокрылым после сутокдежурства в лопухоидном мире давали неделю отгулов.

«Вот она, критическая точка! Чаша впечатлений переполнилась.Теперь меня будет тянуть назад», – понял Эссиорх и погладил тигрицу.