беспечно молодость ты губишь, что ясно всем: живёшь ты, не любя…

После двадцатого кто-то догадался послать за водой, поставить кофе. От какого-то костра притащили уже готовый и поставили перед Эркином полную кружку. Он пощупал её и улыбнулся.

– Пусть остывает. Давай дальше. Самому интересно.

На пятьдесят третьем разгорелась свара.

– Ни хрена! Не может человек столько помнить.

– Подсматривает, жухала!

– Куда?! – возмутился Эркин.

– В книгу!

– На хрена?! Я неграмотный!

– Ему старший подсказывает!

– Проверяйте!

– Не заводись, Фредди.

– Он дурак, давно известно, давай дальше.

К костру потянулись привлечённые шумом лендлорды, с ходу подключаясь к игре. Опоздавшие пастухи сначала толпились сзади, но, убедившись, что занявших место у костра не гонят, решительно полезли к своим. Возникла небольшая свалка, укрощённая голосом Фредди и кулаками ближайших соседей.

После сто третьего, к общему удовольствию, захрипел Фредди.

– Номер сто девятый.

– Меня неверным другом не зови…

– …Как мог я изменить иль измениться? Моя душа, душа моей любви, в твоей груди, как мой залог, хранится…

Эркин теперь отхлёбывал после каждого сонета. Радостные вопли, хлопки по плечам и шеям. Ликовали даже те, кто ставил против. Такого спора и таких спорщиков Большой Перегон ещё не видел. И весь гомон стихал, как обрезанный ножом, от хриплого голоса Фредди.

– Номер сто тринадцатый.

– Её глаза на звёзды не похожи…

– Он пел это, слышали!

– Знает, дальше!

– Ни хрена, пусть читает.

– … Нельзя уста кораллами назвать, не белоснежна плеч, открытых, кожа, и чёрной проволокой вьётся прядь…

– Здоровско!

– Во даёт парень!

– Давай дальше.

– Дай глотнуть ему, чурбан!

– И этому…

– Судье налей!

Захрипел Берт. Эркин переводил дыхание, лицо его влажно блестело от пота.

– Номер сто сорок первый.

– Мои глаза в тебя не влюблены…

– …Они твои пороки видят ясно…

В конце сонета у него сорвался голос.

– Передохни, парень.

– На, попей.

– Может, хватит? Ясно же, что знает.

– Сколько осталось?

– Тринадцать, – Эркин отставил кружку. – Давай дальше. Мне самому интересно.

– Давай, Фредди.

И вот, наконец.

– Любовь согрела воду, но вода любви не охлаждала никогда, – выдохнул Эркин и жадно припал к кружке свежего кофе.

– Всё! – Фредди захлопнул книгу и отдал её Берту. – Все сто пятьдесят четыре. Как в банке!

Высокий негр, счастливо расплывшись в улыбке, схватил Эркина за уши, затряс.

– Ты, парень, ты понимаешь, какой ты…

– Отпусти парня!

С десяток рук оторвали негра от Эркина. Вопли восторга сотрясали котловину. Эркина хлопали по спине и плечам, трепали по шее, затылку. Кто-то из старших ковбоев сорвал с него шляпу.

– А ну, десять процентов с выигрыша ему! Давайте, джентльмены!

– Чего там десять, весь выигрыш его!

Эркин замотал головой, но ему тут же дали по шее.

– А теперь помолчи, парень. Ты своё дело сделал.

Шляпу быстро пустили по кругу и, когда она наполнилась, ловко нахлобучили ему на голову.

– Вот так, парень.

– Носи на здоровье!

– Головой заработал!

Берт допил свою кружку и, улыбаясь, посмотрел на Эркина.

– Ты молодец, парень. У нас на весь университет один был, да и то… Держи, – он протянул Эркину книгу.

– Ты… ты чего? – растерянно заморгал Эркин. – Зачем? Я же неграмотный.

– Научишься, – улыбнулся Берт. – Это не самое сложное. Будешь читать, может, – он лукаво подмигнул Эркину, – может, и понимать будешь. Удачи тебе.

Он встал и ушёл, протискиваясь между людьми, всё ещё обсуждавшими свои удачи и неудачи. За ним потянулись и остальные белые.

Эркин оторопело смотрел на маленькую книгу, лежащую на его ладони.

– Он что, психованный? – наконец, выдохнул Эркин. – Рабу же не положено…

Фредди хотел что-то сказать, но не смог оторваться от кружки с кофе и только махнул рукой. Цветные разбирали свои выигрыши, отделяя долю для Эркина. И Фредди!

– Идите вы, – Эркин замысловато выругался. – У нас и так жратвы навалом.

– Судье тоже долю положено, – возражают ему.

– Второй день гуляем, – хрипит Эркин.

– А что положено, то положено.

– Книгу-то убери, загваздаешь.

– Пошли, парни.

– Ага, светает уже.

– Пошли.

– Бывай, парень.

– Удачи тебе.

– Нет, больше я против него не ставлю.

– Поставишь.

– Ты всегда продуваешь.

– Всё, пошли.

– Удачи.

– Всем удачи.

Когда они остались у своего костра втроём, Эркин, всё ещё рассматривая книгу, вдруг рассмеялся.

– Ты чего? – Фредди откашлялся и сплюнул в костёр.

– А как он догадался, что я не понимаю ни хрена? Так, болтаю языком и всё.

Фредди пожал плечами. Говорить он не мог. Андрей посмотрел на небо и засмеялся.

– Офигеть можно, всю ночь просидели.

– Ты и завёл всех, – захрипел Эркин.

– Цыц оба, – наконец, смог выговорить Фредди. – Ложитесь, хоть часок возьмёте.

– А ты?

– А твоего голоса чтоб я два дня не слышал. Певун! К стаду пойду.

Эркин снова оглядел книгу, начал было искать во вьюках свой мешок, но передумал и лёг спать, засунув её и деньги куда-то под рубашку. Андрей уже спал.

Фредди выпил уже медленно ещё одну кружку и встал. Как это у них весь скот не угнали этой ночью. Или ворюги тоже играли? Двоих он точно видел. На Эркина держали.

Фредди неспешно обошёл стадо. Бычки мирно спали. И что своим ором ни одного стада не столкнули – тоже чудо. Не было ещё такого перегона. Значит, это Шекспир. Взяв книгу, он сразу узнал её.

Давно, когда он отлёживался после Уорринга, Джонни устроил его на квартире, и там были эти книги. Он лежал в кабинете и читал. Фредди усмехнулся воспоминанию. Самый настоящий кабинет. С огромным письменным столом, на столе прибор из мрамора и хрусталя и канделябры на шесть свечей. Тёмные застеклённые книжные шкафы. Диван и кресла, обтянутые чёрной кожей. У дивана круглый тёмный, как и вся мебель, стол. Как и просил Джонни, он, когда начинала опускаться дверная ручка, поворачивался лицом к спинке дивана и натягивал на голову одеяло. Кто-то входил, ставил на стол поднос с едой и забирал грязную посуду. А потом стук закрывшейся двери, и тогда он мог откинуть одеяло. Когда приходил Джонни, он шутил, что правила здесь пожёстче, чем в одиночке, но кормёжка не в пример лучше. Правила были и впрямь жёсткие. К окнам не подходить, штор не трогать, включать только бра над изголовьем дивана, лица при входящих не открывать, голоса всегда не подавать, и вообще себя не обнаруживать. В ванной рядом с кабинетом было всё необходимое. Всю одежду, когда его привезли, он снял и отдал Джонни. Но нагишом ему ходить не пришлось. В той же ванной он обнаружил халат, шлёпанцы и примерно годовой запас мужского белья. Все шкафы и ящики письменного стола были заперты. Кроме шкафа с книгами Шекспира. Полным академическим собранием сочинений.