Могу представить тебя сейчас. Ты в своей спальне, читаешь это, восклицая: «Но я была права! Тильда, ты мертва!» Да, но все несколько сложнее, чем кажется, ты даже представить себе не можешь насколько. Объяснить сложно, ведь мы с тобой такие разные, но давай я попробую.

Подумай вот о чем. Ты всю жизнь пытаешься понять, где же то место, к которому ты принадлежишь. Ты хочешь уйти корнями в землю, как дерево, искать воду и питательные вещества, то, что тебя поддержит. Я же, наоборот, хочу взлететь, как птица, освободиться, двигаться вперед. Все новое и опасное воодушевляет меня. Я люблю рисковать. Видишь, к чему я клоню. Вот, что дает мне Феликс – постоянный риск. С другими мужчинами я чувствую ограниченность их возможностей, но не с ним. Неизвестно, что скрывается за взглядом его серых глаз. И я ловлю себя на том, что просто смотрю на него, размышляя, погубит он меня или спасет. И в эти минуты я верю, что, скорее всего, спасет. Но на случай, если я ошибаюсь, я решила написать, какой будет моя смерть. Решай сама, что делать с этой информацией.

Я впервые увидела, что он может быть жестоким, через месяц после нашего знакомства. В тот вечер мы были на показе «Ребекки» в небольшом частном кинотеатре в Сохо, и меня в прямом смысле трясло и будоражило от страха, мне было так важно, чтобы ему понравилась моя игра, и я тогда уже знала, что у него чертовски завышенные стандарты. На протяжении всего фильма он крепко держал меня за руку и во время некоторых из сцен говорил, что я великолепная, или сексуальная, или красивая…

Сначала мне было приятно, меня это возбуждало, но через некоторое время я заметила, что все его комплименты касаются моей внешности, а не способностей. Я пыталась копнуть глубже, спрашивая его: «Понравилась ли тебе сцена на пляже?», «Как ты думаешь, удалось ли раскрыть конфликт с Максом в финале? Эмоции выглядели правдоподобно?». Он делал какой-нибудь ласковый жест, поправлял прядь волос у моего лица или притворялся, что кусает мои пальцы, разражаясь всякими банальностями, вроде «Камера любит тебя», «Ты сделала эту сцену». Ничего конкретного о тяжелом актерском ремесле, и я заметила, что говорил он тогда с прохладцей.

Потом зажгли свет, и ко мне подошли какие-то бородатые хипстеры, которые начали говорить, как им понравилась моя игра. Тогда произошло странное, Феликс выглядел так, будто наслаждается ситуацией, он говорил: «Да, она прекрасна… Я так горжусь ей». Но я четко понимала, что под этой маской он скрывает злость. Какое-то напряжение в теле, и то, как он отвечал словно на автопилоте, включив свое безукоризненное обаяние, подсказали мне это.

Когда мы вернулись в квартиру, он был не в духе, отказывался говорить, что не так. Потом вдруг схватил меня, прижал к кровати и трахал меня, ставя в самые неудобные, болезненные позы, сжимая мои руки так сильно, что боль становилась невыносимой. После этого он сразу же заснул, а я лежала в оцепенении, пытаясь понять, что же произошло. Предполагаю, я чувствовала себя униженной, но одновременно по-настоящему живой, я была в полном восторге. И не думай, что это было изнасилование, Калли, потому что это не так. Я не говорила нет. Я не отталкивала его. Было очевидно, что я согласна. Важно, что я чувствовала себя ближе к Феликсу, чем когда-либо, от осознания, что он, как и я, вынужден доходить до крайностей в жизни. После этого я с нежностью смотрела на синяки, которые он оставил, они были как бы символами нашей страсти, знаками почета. Я почувствовала грусть, когда они исчезли спустя пару дней.

Через три недели мы с Феликсом ужинали в ресторане «Caprice», и, оказалось, один из его коллег по работе, Хулио, тоже ужинал там. Он подошел и попросил представить нас друг другу. Мне он сразу понравился. Лицо, покрытое морщинами, жесткие седые волосы. И у него был такой загар, как будто он полжизни провел, сидя на веранде где-нибудь в Барселоне с бокалом хорошего вина. Я смеялась над его шутками. Некоторые из них были о Феликсе, но в очень дружелюбном ключе. Произнося все с этим потрясающим манерным акцентом испанца, он называл рабочее место Феликса «филиалом Баухауза» и говорил, Феликс считает, что «хороший вкус должен быть нравственным императивом». Феликс усмехнулся, я тоже улыбнулась. Когда мы расходились, он хлопнул Хулио по плечу самым что ни на есть дружеским жестом. Но внутри он прямо кипел, и, когда мы вернулись в Кларкенуэлл, он буквально побелел от злости и топал ногами, злясь на шутки Хулио. «Этот хрен просто жалок, он не продержится долго в нашей фирме». Затем он стал нападать на меня. Как я посмела флиртовать с Хулио? Разве я не видела, что выставляю себя дурой? Я возразила: «Я всего лишь была дружелюбной». Сказала, что Феликс просто смешон, и собиралась уйти. Но он схватил стеклянную вазу, тяжелую, фиолетовую такую, и запустил ею в меня. Возможно, он целился мимо, хотел просто напугать. Так или иначе, в меня она не попала и разбилась на миллион мелких осколков о зеркало, которое тоже пошло трещинами.

Дальше он вел себя так, будто бы ничего такого не произошло, велел мне выйти, пока «он приберет весь этот беспорядок». Его голос звучал отчужденно и устало, ему как будто было противно от меня, но, что странно, пока я шла в гостиную, то думала, что это я виновата, что я неправильно вела себя с Хулио, и мне было приятно, что Феликса это так беспокоит. Мне нравилось думать о том, что его чувства ко мне так сильны, что заставляют его терять контроль и разбивать вещи. Урон не так уж велик, зеркало да ваза. Я вернулась в комнату, взяла его за дрожащую руку и повела в кровать. Он хватал мои запястья, оставлял синяки, ударял меня, трахал. Но это не разочаровало меня, Калли, я полюбила его еще больше.

Ну, вот она, правда. Он опасен, но я включаюсь в его игру и поощряю ее. Он никогда не причинял мне боль против моей воли. Причин, по которым он идеален для меня, так много. Он помогает мне просматривать все эти бесконечные сценарии. Большинство ролей так себе, унылые клише: сексуальная судмедэкспертша, объект любви какого-нибудь актера-старикана, который пытается возродить свою увядающую карьеру. Мне хочется кричать, я отчаянно нуждаюсь в чем-то оригинальном. А Феликс помогает мне перетряхивать весь этот мусор. Оставляет гениальные комментарии на полях, которые в основном посвящены одному: «ты способна на большее, Тильда». Он прав. Я должна подождать, пока не появится что-нибудь невероятное или требующее усилий; что-то, на что стоит тратить силы. Я думала сыграть Рэйчел в «Моя кузина Рэйчел», но Феликс считает, что сюжет слишком посредственный.

А еще он щедрый. Все время покупает мне красивую одежду и украшения, предложил оплатить тебе психолога, ты в нем нуждаешься. Мы обсудили твою патологическую подозрительность и одержимость нами, и я сказала, как ты вела себя, когда мы встречались с Лиамом. Как ты сидела на велосипеде перед домом Лиама, когда я была у него, и следила за окном в спальне. Лиам называл тебя «наш маленький сталкер», ты знала? Я тогда отвратительно себя чувствовала из-за того, что ты была несчастна, а я ничем не могла помочь. И вот теперь то же самое. Ты кажешься жалкой, тебе настолько не хватает чего-то в своей жизни, что ты зациклилась на моей. И я хочу помочь тебе, Калли, правда.

От ее письма у меня перехватывает дыхание. Прохожу по квартире, слабость в ногах, все вокруг кружится. Иду на кухню в поисках алкоголя, хочу напиться. Я и не представляла, что Тильда настолько меня презирает, не подозревала, что я в ее глазах выгляжу жалким паразитом, зависимым и завороженным ее великолепием. Не думала я и о том, что она считает, со мной что-то не так, и чувствует вину за то, что не может этого исправить, жалеет меня. В глубине кухонного шкафа нахожу бутылку красного вина и трясущимися руками отвинчиваю крышку, наполняю большой стакан и тут же выпиваю до дна. Вот бы она была здесь, рядом со мной, прямо сейчас, чтобы я могла с ней поспорить. Я бы сказала, что она не права, вывернула все шиворот-навыворот. Сказала бы: «Это ведь, наоборот, с тобой что-то не то! Посмотри на себя, тебе так необходимо оставаться в центре внимания, что без всеобщего обожания ты превращаешься в ничто. А то, как ты ведешь себя с Феликсом – это ненормально. Ты больна – вспомни, как было раньше».