— Д-да, светлорд, — ответил мальчишка, заикаясь. Ему было не больше двенадцати.

— Фин, о чем ты мне рассказал раньше? Пожалуйста, скажи еще раз, чтобы все услышали.

Темноглазый съежился, вид у него сделался больной.

— Ну, светлорд, сэр, все было просто вот так: все говорили, что седло проверили в лагере светлорда Далинара. И наверное, так оно и было, это да. Но я готовил лошадь его величества перед тем, как ее увели люди светлорда Далинара. И я старался, вот честное слово, старался. Надел его любимое седло и все такое. Вот только...

Сердце Далинара заколотилось. Он едва сдерживался, чтобы не призвать клинок.

— Вот только — что? — спросил Садеас у Фина.

— Когда главные конюшие короля повели лошадь в лагерь великого князя Далинара, на ней было другое седло. Я клянусь.

Нескольких стоявших вокруг это заявление смутило.

— Ага! — воскликнул Адолин. — Но это случилось в королевском дворце!

— Именно, — согласился Садеас, вскинув бровь. — Как проницательно, юный Холин. Это открытие в совокупности с треснувшими самосветами кое-что меняет. Я подозреваю, что тот, кто посягнул на жизнь короля, поместил в его осколочный доспех бракованные­ самосветы, которые должны были треснуть от малейшей нагрузки и утратить весь буресвет. Потом этот кто-то ослабил подпругу акку­ратным разрезом. Он надеялся, что его величество упадет во время сражения с большепанцирником и тот атакует. Самосветы треснут, доспех сломается — король станет жертвой «несчастного случая» на охоте.

Толпа снова начала шептаться, и Садеас вскинул палец:

— Однако важно понять, что эти события — замена седла и размещение самосветов — явно произошли до того, как его величество встретился с великим князем Холином. Я считаю, что Далинар — крайне маловероятный подозреваемый. Фактически, моя догадка состоит в том, что виновник — кто-то из тех, кого светлорд Далинар оскорбил, и этот кто-то хотел, чтобы мы посчитали, будто великий князь Холин замешан в случившемся. Возможно, все это затеяли не ради убийства его величества, но ради того, чтобы подозрение пало на Далинара.

На острове воцарилась тишина, умолкли даже шепоты.

Далинар стоял, потрясенный.

«Я... я был прав!»

Адолин наконец-то нарушил молчание:

— Что?!

— Адолин, все улики указывают на то, что твой отец невиновен. — Садеас страдальчески поморщился. — Удивлен?

— Нет, но... — Адолин нахмурился.

В толпе светлоглазых раздались разочарованные возгласы, и она постепенно рассеялась. Офицеры Далинара по-прежнему держались­ позади него, словно ожидая внезапного нападения.

«Кровь отцов моих... — подумал Далинар. — Что все это значит?»­

Садеас взмахом руки велел своим людям увести конюха, потом кивнул Элокару и удалился в направлении подносов с графинами подогретого вина и поджаренным хлебом. Далинар догнал великого князя, когда тот уже наполнял тарелку, и взял его под руку. Одея­ние Садеаса на ощупь было мягким.

Садеас посмотрел на него, вскинув бровь.

— Спасибо, — негромко сказал Далинар, — что не стал упорство­вать.

Позади них вновь заиграла флейтистка.

— Не стал упорствовать в чем? — спросил Садеас, откладывая тарелку и отцепляя пальцы Далинара. — Я надеялся устроить это представление после того, как разыщу более весомые доказательства твоей невиновности. К несчастью, на меня надавили, и лучшее, что я мог сделать, — это указать, что ты, скорее всего, не замешан. Но, боюсь, слухи все равно будут ходить.

— Погоди-ка. Ты хотел доказать мою... невиновность?

Садеас нахмурился и снова взял свою тарелочку:

— Далинар, знаешь, в чем твоя проблема? Почему все вдруг стали считать тебя таким надоедливым?

Далинар не ответил.

— Самонадеянность. Ты сделался до отвращения самодовольным. Да, я попросил Элокара об этом титуле, чтобы доказать твою невиновность. Неужели, забери тебя буря, так трудно предположить,­ что в этой армии есть и другие люди, способные на честные поступки?­

— Я... — начал Далинар.

— Ну разумеется, трудно, — продолжил Садеас. — Ты глядел на всех нас свысока, будто ступил на лист бумаги, и вообразил, что можешь видеть на многие мили вокруг. Ну а я вот считаю эту Гавиларову книгу кремом, а Заповеди — ложью, которой люди как бы следуют, хотя на самом деле просто заключают сделку со своей усохшей совестью. Клянусь Преисподней, моя совесть немногим лучше. Но я не хотел, чтобы о тебе злословили из-за дурно организованной попытки убить короля. Если бы у тебя возникло желание его убить — выжег бы глаза, и дело с концом!

Садеас глотнул горячего фиолетового вина:

— Проблема в том, что Элокар знай себе долдонил про эту шквальную подпругу. И люди начали болтать — он ведь был под твоей защитой, вы вдвоем поехали на охоту, и все такое. Одному Буреотцу известно, как они могли предположить, что убить Элокара замыслил именно ты! Тебе нынче и паршенди-то прикончить непросто. — Садеас запихнул в рот небольшой кусочек поджаренного хлеба и повернулся, чтобы уйти.

Далинар снова поймал его за руку:

— Я... я тебе обязан. Я не должен был относиться к тебе так, как относился последние шесть лет.

Садеас закатил глаза и проговорил с набитым ртом:

— Да дело-то не в тебе одном. Пока все были убеждены, что за покушением стоишь ты, никто не пытался разобраться, чья это работа на самом деле. А ведь кто-то и впрямь хотел убить Элокара! Я не верю, что восемь самосветов могли просто так треснуть за одну битву. Подпруга сама по себе — нелепая попытка убийства, но вот ослабленный осколочный доспех... Не удивлюсь, если внезапное по­явление ущельного демона тоже было каким-то образом подстроено. Хотя и не представляю себе, как именно.

— А твои слова о том, что меня подставили?

— В основном, чтобы людям было о чем поговорить, пока я буду восстанавливать истинный ход событий. — Садеас посмотрел на руку Далинара, сжимавшую его плечо. — Может, отпустишь?

Тот разжал пальцы.

Садеас отряхнул и разгладил одежду.

— Далинар, я не разуверился в тебе. Скорее всего, ты мне еще понадобишься до того, как все это закончится. Впрочем, не могу не сказать, что в последнее время сам не понимаю, что с тобой происходит. Эти слухи о том, что ты предлагал забыть про Договор Отмщения... Сколько в них правды?

— Я упомянул об этом в доверительном разговоре с Элокаром, в качестве одного из вариантов. Так что — да, в каком-то смысле это правда, раз уж ты спросил. Я устал от этой войны. Устал от Равнин, оттого, что мы так далеко от цивилизации, и от того, сколько сил мы тратим на каждую горстку паршенди. Однако уже отказался от мыслей об отступлении. Взамен я хочу победить. Но великие князья не слушают меня! Они все опасаются, что я пытаюсь их подчинить при помощи какого-нибудь хитрого трюка.