сейчас распугает.

На выручку пришла Верочка. При виде ее Миша заулыбался и презрительно махнул рукой на Ампирова.

— Ладно, ну его, заразу, в тачку! Верочка, пойдем, я тебе все расскажу! Как на духу. Хрен с ним, пусть катится!

Верочка нежно взяла его под руку и повела на воздух. Ампиров был в прекрасном расположении духа.

— Гена, Вы не можете увести Мишу от этой особы? А то его престарковатая Валентина еще, чего доброго, претензии нам предъявит. Эта Цыпочка, она ведь разведенная. Вы думаете, она зря его завлекает? Кстати, нам завтра в восемь утра надо быть в автобусе — в аэропорт ехать. Смотрите, чтобы Миша не забрел куда-нибудь в дальний угол да, избави Бог, не проспал. Будем тогда с ним проблему иметь!

— Да куда там он забредет в таком состоянии? Верочка его быстро успокоит своими методами, — сказал я.

— Ну, если Вы это берете на себя, — Ампиров театрально развел руками, — тогда другое дело. Вы намереваетесь еще продолжать веселиться? Или как?

— Еще немного побуду. Хочу с Савчуком о возможных перспективах сотрудничества потолковать, — ответил я.

— Если он еще способен. Он уже, по-моему, давно до кондиции дошел. Конечно, не до такой еще, как наш Будник, но тоже уже хорош. Ну, всего доброго.

Ампиров двинулся к выходу. Дойдя до двери, он оглянулся и, уже переступая порог, крикнул сквозь всеобщий гам:

— Гена! Вы все же на всякий случай проследите за Мишей!

Юлий Гарбузов

21 августа 2006 года, понедельник

Харьков, Украина

47. У Исакова второй сын родился (Не закончено)

Во время лабораторной работы, которую проводили мы с Исаковым, зазвонил телефон. Я сидел ближе к выходу и встал, но Исаков опрометью кинулся к двери, чтобы успеть раньше — даже студенты захохотали.

— Это мне, Гена!

Из «тамбура» слышалось:

— Да! Это я. Уже? Ой, спасибо! Все в порядке? Ну, я скоро буду! Пока!

В лабораторию он вошел радостный и улыбчивый. К нему тут же подбежал студент:

— Алексей Артемович, а этот пункт выполнять?

— Нет! Можете не выполнять. Заканчивайте потихоньку.

И студенты, и я немало удивились. Такой дотошный, такой въедливый Исаков, и вдруг — столь необычный либерализм.

Я удивился:

— Что случилось, Леша?

— Как это что?! У меня второй сын родился!

— Когда?

— Только что!

— Поздравляю! Поздравляю от души! Теперь и ты, как и я — отец двух сыновей!

— Да, Гена! Будем воспитывать!

В лабораторию вошел Ампиров и через все помещение кинул реплику:

— Почему это студенты сами по себе, а вы — сами по себе? Лабораторные работы вести нужно! А вы?!

— Леша, — спросил я, — теперь это не секрет? Теперь уже не только я хранитель тайны о прибавлении в твоем семействе? Об этом можно говорить вслух?

— Можно! — радостно ответил Исаков.

— Тогда я скажу шефу?

— Да говори, говори, Гена! Всем можешь говорить!

— Что вы там шепчетесь? Я вас просил начать, наконец, работать со своими студентами! Лучше поздно, чем никогда!

Мы подошли к Ампирову.

— Валентин Аркадьевич, — я старался говорить как можно приветливее и теплее, — у Исакова второй сын родился!

— Ну, старается Артемыч! — ответил Ампиров и, отвернувшись, вышел.

— Ну, Леша! Он тебя даже не поздравил!

— Ты удивлен? А я другого и не ожидал, — тихо ответил Исаков и пошел к своим студентам.

Юлий Гарбузов

48. Проблема дураков (Не закончено)

Я вошел в кабинет Ампирова. У него сидел полковник.

— Ладно, Валентин Аркадьевич. Я потом зайду — Вы заняты.

— Нет-нет, Гена, что у Вас?

— Я не успеваю к обеду закончить тезисы нашего закрытого доклада. Мне нужно еще с полдня, не меньше.

— Как это так! В два уходит фельдъегерь! Завтра уже будет поздно! Сейчас или никогда — слышите?

— Слышу. Но я не могу сделать больше возможного!

— Шевелиться нужно! Если не почесались вовремя, надо от обеда отказаться, интенсивно поработать — на форсажике!

Апеллируя к полковнику, он указал на меня пальцем:

— Вы видите? Вы видите, с кем я работаю? Вот с кем я вынужден работать!

Полковник посмотрел на меня строгим взглядом.

— К сожалению, Валентин Аркадьевич, это во всем Союзе стоит проблема дураков, от которых невозможно избавиться.

Я метнул гневный взгляд на полковника, и у меня задрожали руки. Я почувствовал, что теряю над собой контроль и сейчас наделаю глупостей. Но Ампиров тоже понял это и поспешил вмешаться:

— Нет, я не то имел в виду. Геннадий Алексеевич, как раз, человек умный. Гена, Вы идите, постарайтесь сделать все, как я сказал. Все-все. Торопитесь, может успеете.

Юлий Гарбузов

49. Вокалистка (Не закончено)

В самолете из Питера:

— Вы знаете, недавно священник венчал сына моего соседа по даче. Я тоже был приглашен. Так он там так великолепно говорил, что я невольно заслушался! Да, многого нас лишили в годы советской власти, не познакомив с Библией!

В лаборатории я рассказал об этом Сереже Пинчуку.

— Ты знаешь, Сережа, профессор в самолете проявил какое-то подобие религиозного чувства. При его-то отношении к жизни! Я удивился.

— Геннадий Алексеевич, это он от страха. Он же ужасно боится летать самолетом. Он сам говорил мне. Сойдя на землю, он опять стал циником, отрицающим все святое. Не сомневайтесь.

***

Я, Ампиров и Швец летели из Питера. Между мною и Ампировым сидела молодая красивая девушка. У меня с нею завязалась интересная беседа. Выяснилось, что она вокалистка, летит из Кельна, где выступала с сольным концертом из классических произведений. Ампиров сначала молчал. Потом неожиданно ввязался в разговор. Стал говорить пошлости. Она краснела, а он скабрезно шутил.

— Это что, Вы из самого Кельна колбасу везете?

— Да.

— Там что, действительно колбаса хорошая или это у Вас просто приятные ассоциации после общения с тамошними мужчинами?

— Ну, как Вам кельнские мужчины? Лучше наших или просто богаче? Молчите? Значит богаче.

— Валентин Аркадьевич, нельзя ли быть чуточку скромнее? Человеку же неудобно!

Он улыбнулся своей деланно сдерживаемой улыбкой, сжав губы в куриную задницу:

— Гена, так я же ничего плохого не говорю. Это же обычное дело, верно? — обратился он снова к артистке.

Она встала и ушла.

— Гена, чего Вы беспокоитесь? Это же артистка! Вы что, не знаете, что это за публика?

Он напомнил мне того пьяного бригадира, который в колхозе, когда мы ехали в автобусе к месту работы, стал рассказывать скабрезный анекдот «француженке» Жанне. Когда Жанна в смущении отвернулась к окну, красномордый бригадир решил, что она не поняла сути, и начал тормошить ее, грубо растолковывать в пошлых