— Чуть не забыл, — он снова превращался в ту мрачную,задумчивую личность, какой предстал перед Уэлленом с самого начала. — Нам пораеще раз побеседовать…

— … побеседовать о живущих, о том, как они меняются… —продолжал он, уже сидя на троне в своей пещере. — Или, точнее, как именно ониизменились.

Изрыгнув совершенно непечатное выражение, Уэллен вновьпопытался сориентироваться. Он с трудом разбирал слова призрачной фигуры.Постоянные скачки с места на место основательно заморочили ему голову. Он не понимал,что ненавидит больше — саму по себе телепортацию или свою собственнуюбеспомощность, о которой каждый раз напоминал этот способ перемещения. Драконы,чародеи… Что он в сравнении с ними? Несмотря на драконье логово над головой,Уэллен уже надеялся, что они с Сумраком останутся на месте — хотя бы до техпор, пока он не перестанет чувствовать себя листом, подхваченным вихрем.

И тут, словно нарочно подгадав к тому моменту, когда он,Уэллен, будет наиболее беззащитен, чувство надвигающейся опасности сноваовладело им. На этот раз оно длилось дольше обычных нескольких секунд, однако,как и в последний раз, ушло прежде, чем Уэллен смог определить его причину.Может, дело в том, что он в плену у чародея? А может, он просто вообразил себеэто чувство?

Если так, нас — уже двое сумасшедших, — горько подумал он.

Сумрак, погрузившись в размышления, почти не замечал своего«гостя». Он смотрел куда-то вверх, сквозь потолок пещеры, в иное пространство ивремя.

— Знаешь ли ты, чудище… что значит… прожить так долго… и всеэто время… жить в страхе… за самого… себя?

Ученый подумал, что уж он-то хорошо понимает последнюю частьвопроса, но вряд ли стоит сообщать об этом тому, кто и был причиной его страха.

— Дру Зери… — Грезящий наяву чародей взмахнул рукой, и ввоздухе перед ним возник призрак. — Казалось, всегда видел так много, но так ине сумел разглядеть происходящее…

Призрак, постепенно разрастаясь и уплотняясь, принимал всеболее и более четкие очертания. То был человек, мужчина, он покачивался ввоздухе, словно лист на ветру. Сощурившись, Уэллен различил его фигуру, бородуи седую прядь в волосах. Кто это, Дру Зери? Вправду ли легендарный лорд Дразеривыглядел так, или это — просто выдуманный, порожденный давними, но еще яркимивоспоминаниями образ?

— Господин Зери… — прошептал Сумрак, глядя в глаза туманнойфигуры. — Что же сталось с тобою потом?

Уэллен мог бы рассказать об этом, но понимал, что Сумракникогда не поверит легендам. Нипочем не поверит чародей, что его старый товарищпрожил долгую, плодотворную жизнь, что существуют на свете люди (в том числе исам Уэллен), у которых есть основания считать себя его потомками. Но вряд личародей вообще проявил бы к этому интерес: для него Дру Зери стал чудовищем,как и все остальные.

А смотрел ли он когда-нибудь в зеркало? Видел ли, во чтопревратился сам? — подумал Бедлам.

Рядом с первым возник еще один призрак. Вначале Сумрак необращал на него внимания, ведя свою одностороннюю беседу с призрачным Дру Зери,а когда наконец заметил, то едва не исчез в глубине своего невероятного плаща.Шепот чародея был едва слышен, но Уэллен, наблюдая за возникновением второгопризрака, уже понял, кто явился по его душу.

— Шарисса… — прошептал чародей.

Ученый не уставал удивляться тяжести его безумия. По егоповедению было понятно, что он не в состоянии — но крайней мере, сознательно —контролировать призраки, несмотря на то, что сам же и вызвал их. Пожалуй,единственное, что у него хорошо — слишком хорошо — получалось, это самопоявление призрака…

Какова же цена бессмертию?

Она была стройна и высока, хотя и пониже первого привидения.Прекрасное белое платье подчеркивало красоту и женственность ее фигуры, асеребристо-голубые волосы водопадом ниспадали на спину. Эта — вполне возможно —далекая родственница Уэллена была прекрасна. Так прекрасна, что ученый простоне мог принять ее за настоящую. Он видел ее и Дру Зери такими, какими колдунухотелось их помнить, а не такими, какими они были на самом деле. И все же в ихоблике должно было сохраниться хотя бы подобие истины. Образы были слишком ужчетки, чтобы оказаться лишь плодом безумия Сумрака. Поднявшись с трона, чародейподошел к теням собственного прошлого. Он шел и говорил им что-то, призракиплавали вокруг и отвечали, беззвучно шевеля губами, и древний волшебник,очевидно, слышал их слова…

— Я заботился о тебе, Шарисса, — сказал он призраку женщины,— хоть и знал, что ты никогда не будешь моей.

Она ослепительно улыбнулась и что-то сказала в ответ. ИСумрак засмеялся — к великому изумлению Уэллена. Рассмеялся звонким молодымсмехом, ничего общего не имеющим с жуткой маской и вечной мрачностью чародея.

— Да, думаю, я это знал. Просто не хотел признавать.

Удивление заставило Уэллена сделать шаг вперед. Возможно,момент как нельзя лучше подходил для бегства, однако он чувствовал, что неможет отвести глаз от фантастического зрелища. Сцена, правда, подтверждалабезумие чародея, но это, по сравнению с тем, что она значила для истории родаУэллена, было неважно.

Сумрак тем временем, хоть и не обманывался на счетпризрачной сущности Шариссы, взял ее за бесплотную руку и попытался привлечь ксебе.

— Более всего для меня была невыносима мысль о том, что и тыизменилась. Я думал, что ты стала ужасна с виду, подобно моим собратьям… имоему отцу. Но теперь я вижу, что ты единственная избежала этой участи.

Призрак погладил его по щеке. Чародей шевельнулся, словно ив самом деле ощутил ласковое прикосновение.

— Теперь я вижу, что если ты изменилась, то могла статьтолько 6огипей

Не в этом ли — цена бессмертия? — подумал Уэллен. Зрелищеповергло его в печаль, заставив забыть собственную не слишком отрадную участь.— Не в том ли, что в некий момент существование превращается в бесконечныевоспоминания о собственных неудачах и утратах?

Образ Шариссы подернулся рябью. Ученый взглянул на недвижнуюфигуру Дру Зери — она тоже начала рассеиваться.

Уэллен понял, что Сумрак постепенно возвращается кдействительности. Вскоре он вспомнит о своем «госте», и тогда снова не миноватьдопроса.

Но, внимательнее приглядевшись к чародею, он увидел, что иего очертания утратили четкость.

Моргнув, Уэллен снова взглянул на хозяина. Тот сделался ещеболее расплывчатым. Что с ним творится?

Чувство возможной опасности вернулось — быть может, снекоторым запозданием.