– На нашем веере было что-то про ключ к тайне, –пробормотала Даша.

– А вы решили, что веер – ключ к тайне? –засмеялся Ной Григорьевич. – Чепуха, наверняка какой-нибудь трюизм.

– Что? – не понял Петька.

– Ну, что-нибудь очень банальное. Любовь – ключ кразгадке жизни или что-то в этом роде.

– Вы уверены? – спросила Даша.

– Абсолютно. Через мои руки прошел не один десятокподобных вещиц. Она была очень безвкусна, эта мадам Рене.

– Надо же, – разочарованно протянул Петька, –а мы-то думали…

– Ну, разумеется, вы думали, что этот веер сам по себеключ к тайне, да? А тайны никакой нет!

– Но ведь она есть! – воскликнула Даша. –Кто-то же интересуется этим наследством, и даже очень. Помните тот баул? Так мыего все-таки продали за двести долларов.

– Таки продали? Ах вы, прохиндеи! – захохотал НойГригорьевич. Но тут же стал очень серьезным. – А ведь вы правы, какая-тотайна с этим твоим наследством связана, Дашенька, а вы хоть прощупали этурухлядь перед тем, как продать?

– А как же! Но нашли только конверт с обрывком газетысорокового года, с объявлением о смерти отца той старушки, что мне всеоставила.

– А что там еще было, в этой газете?

– Ничего. Заметка о премьере в Камерном театре.

– В Камерном театре? Моя мама была помешана на Камерномтеатре. Я до сих пор помню ее рассказы… И даже имена актеров. Алиса Коонен,Церетели… Ну ладно, вам это неинтересно. Хотя знаете, я всегда вспоминаю маминрассказ об одном театральном критике, который написал… В то время был такойрасцвет театра, в двадцатых годах особенно. МХАТ, Камерный, Театр Мейерхольда,Вахтанговский… В Камерном был знаменитый спектакль «Принцесса Брамбилла». АВахтангов поставил «Принцессу Турандот». И этот критик написал: «Я изменил„Принцессе Брамбилле“ ради „Принцессы Турандот“!» Когда теперь иногда читаешьтеатральных критиков, хочется плакать… Разве они так напишут? Понимаете, этоткритик – он любил! Любил Камерный театр, любил его спектакль! А потом влюбилсяв нового режиссера, в новый театр! А наши критики не считают нужным кого-толюбить. Они себя любят… понимаете, о чем я?

– Конечно, – серьезно кивнул Петька. Он был вполном восторге от старого антиквара.

– Ну-с, что там у нас дальше? – сказал НойГригорьевич, откладывая в сторону веер. – Ага, туфельки, прелесть что затуфельки, как для Золушки, хоть и не хрустальные. Ну, это может заинтересоватькакой-нибудь музей разве что… Покупателей на такую вещь не найти… А впрочем,попробовать можно. Шарф… скорее, это палантин.

– А палантины разве не из меха делают? – спросилаДаша.

– Необязательно. Из бархата тоже бывали палантины. Хотяэто, скорее всего, газ, значит, все-таки шарф!

– Как интересно! – всплеснула руками Даша.

– Между прочим, советую тебе, Даша-душа, сохранить этотшарф. Еще несколько годочков, и сможешь носить вечерние платья. Накинешь такойшарф, и за тобой все модницы бегать будут, спрашивать, где взяла. Ну-ка,накинь!

Ной Григорьевич набросил Даше на плечи газовый шарф. Онаподошла к старинному зеркалу в бронзовой раме, повертелась, так и сякприкладывая шарф, потом набросила его на голову на манер капюшона, и Петькаахнул.

– Лавря, отпад!

Даша была поразительно хороша в этом шарфе. Ной Григорьевичтоже восхищенно заметил:

– Ну, что я говорил! Красавица! Уже сейчас красавица, ачто дальше-то будет, Петя?

Тот только рукой махнул.

Ной Григорьевич осторожно снял с Даши шарф, аккуратно сложили отдал ей обратно.

– Береги его, и ты разобьешь не только наши с Петькойсердца.

Даша грустно улыбнулась в ответ. «Неужели у этой юнойдевочки уже есть горький опыт в любви? – подумал старый антиквар. –Парнишка явно в нее влюблен, но он для нее молод, хоть они и ровесники».

В этот момент в магазин вошла покупательница, и НойГригорьевич поспешил ей навстречу, успев шепнуть:

– Кажется, вы опять принесли мне удачу!

– Петька, какой он все-таки клевый, правда?

– Да, мне тоже он нравится. Знаешь, по-моему, ему можноспокойно показать камею.

– Я и сама уже решила, – обрадовалась Даша. –По крайней мере скажет, настоящая она или подделка.

– Она у тебя дома?

– Нет, в сумке, – улыбнулась Даша. – Навсякий случай захватила. Кстати, мне и Геня жутко понравилась.

– Только шумная очень, до сих пор в ушах звенит, –засмеялся Петька. – Надо ж додуматься – все плюшки обкусать…

– Да, лихо!

– Ну, друзья, просто хоть нанимай вас на работу! –сказал Ной Григорьевич, когда покупательница ушла. – Дамочка купила у менягарднеровскую чашку! Оказалось, она коллекционерша. Пришла в полный восторг иоставила еще свой телефон, если вдруг появится поповский фарфор.

– Ной Григорьевич, скажите, а вот моя бабушка всегдасмеется, когда кто-нибудь хвастается, что у него есть кузнецовский фарфор.

– И правильно делает! У тебя умная бабушка, Даша! Этоневежественные советские сановники придумали. Кузнецовский фарфор – ширпотребдореволюционный, только и всего.

– Понятно. А еще я хотела вам показать вот это… –Даша вытащила из сумки шитый бисером ридикюль.

– Полная мура! – скривился Ной Григорьевич.

Но Даша и не собиралась показывать ему ридикюль, она вынулаиз него камею и протянула антиквару.

– О, какая прелесть! – воскликнул старик. –Очаровательная вещь.

– Это тоже из моего наследства.

– Да? Ну что ж, не так уж плохо! Ты ее тоже береги!

– А она дорогая?

Ной Григорьевич долго осматривал камею через лупу.

– Что тебе сказать, Дашенька, душа моя? Она, конечно,стоит довольно дорого по нашим представлениям, но сказать, чтобы это былокакое-то несметное богатство, – нет. Во-первых, она не такая уж старая,вторая половина девятнадцатого века.

– Ничего себе не старая, – удивился Петька.

– Дорогой мой, камеи бывают античными, понимаешь? Итогда им действительно цены нет. Но как украшение для юной красавицы, или дажене юной, она, безусловно, внимания заслуживает.

– Иными словами, она не слишком ценная? – уточнилПетька.

– Вот именно. Хотя и очаровательная.

– Значит, вряд ли это из-за нее те мужики колотятся?

– Вряд ли.

– Тогда, Лавря, покажи то, что их особенно волнует.

Даша достала из сумки фарфоровые кольца.