Рузский помешал этому, целенаправленно используя сложившиеся обстоятельства. Он не пускал дворцового коменданта к аппарату Хьюза[2403] и царю вначале не давал возможности связаться по телефону или телеграфу с Царским Селом[2404]. На самый главный в тот момент вопрос — окажет ли он царю военную «помощь» для усмирения беспорядков или «прекращения» революции — все его поведение на вокзале и в последующих разговорах отвечало столь решительное «нет», что царь даже не стал задавать этот вопрос вслух, а, наоборот, во время беседы с Рузским вечером 1 марта отменил собственный приказ о присылке Иванову войсковых частей с фронта. Такое влияние Рузского на царя, противоречившее мнениям военных (прибывшие из Петрограда гвардейские офицеры считали военный контрудар необходимым и обещающим успех[2405]), позже ставили ему в вину[2406]. Поскольку раньше он командовал войсками петроградского гарнизона, то располагал всеми средствами для бескровного разрешения ситуации; его твердое выступление на стороне царя подействовало бы на гарнизон гораздо сильнее, чем появление Иванова[2407].

Однако Рузский, по общему впечатлению, желал отречения царя и сделал все, чтобы его добиться[2408]. Так, он без разрешения царя связался с Родзянко в Петрограде и Алексеевым в Могилеве и вел пространные переговоры по аппарату Хьюза, подтверждавшие необходимость отречения. Николай II «редко перебивал Рузского… слушал внимательно, видимо сдерживая себя»[2409]. Он не протестовал даже против провокационных действий Рузского: тот оставил у себя первые телеграммы об отречении, хотя царь потребовал вернуть их ему, попытался сам принять приехавших вечером 2 марта к царю монархистов Гучкова и Шульгина или хотя бы предварительно подготовить их к разговору с Николаем и постоянно упрекал царя в недоверии к нему.

В Пскове царя ждала телеграмма начальника Генштаба, посланная ранним утром 1 марта и не дошедшая до него «за отсутствием связи» с его поездом. В телеграмме Алексеев указывал на неминуемость революции и в итоге — позорного окончания войны с тяжелейшими последствиями для всей страны. Он считал невозможным требовать от армии продолжения боевых действий, пока в тылу бушует революция: солдаты и офицеры сражающейся армии так тесно связаны с народными массами, что любые волнения тотчас перекинутся в армию. Единственное спасение он видел в том, чтобы безотлагательно поставить во главе правительства лицо, пользующееся народным доверием, и поручить ему образовать кабинет. Все, кто советует иное, писал Алексеев, ведут Россию к гибели и позору[2410].

Во второй телеграмме от 1 марта Алексеев предрекал распространение анархии и развал страны, если царь немедленно манифестом не уполномочит Родзянко на формирование правительства, ответственного перед представителями народа[2411]. Он предупреждал, что в отсутствие такого правительства произойдет «захват власти крайними левыми элементами» и продолжать войну станет невозможно. Царь 2 марта согласился объявить представленный Алексеевым текст манифеста, пометив его Псковом[2412]. В этой оговорке можно усмотреть стремление сохранить свободу действий относительно заключения мирного договора, несмотря на ограничение императорских прерогатив при установлении конституционной монархии: указанное место издания манифеста намекало на шаг, сделанный под внешним давлением, каковое, однако, не отменяло юридически полномочия царя и позволяло ему заключать договоры, имеющие силу с точки зрения государственного права[2413]. С тем же замыслом он старался оставить за собой право назначения министра иностранных дел, военного и морского министров.

Но, по мнению Родзянко, учитывая положение в Петрограде, его согласие на установление конституционной монархии было «запоздалым»[2414]. Из переговоров, которые Рузский несколько часов вел по аппарату Хьюза с охваченным паникой председателем Думы[2415], следовало, что сдержать радикализацию народного движения в столице будет уже нельзя, если царь немедленно не отречется в пользу сына при регентстве своего брата Михаила Александровича. Рузский передал этот разговор начальнику Генштаба Алексееву, а тот ознакомил с его содержанием командующих фронтами и Балтийским флотом.